Владимир Соловьев - Империя коррупции. Территория русской национальной игры

В свое время ко мне на передачу пришел Александр Починок, занимавший тогда пост министра. Я спросил его: «А вы потребительскую корзину видели, которую вы рекомендуете? Она впечатляет». Для тех, кто не в курсе, поясню, что потребительская корзина позволяет, например, каждому россиянину с удовольствием разок в год отправиться в кино, а также заиметь аж две пары туфель – одну на зиму, другую на лето. Женщинам повезло больше – им, кажется, доступна такая непозволительная роскошь, как два бюстгальтера на год, а вот мужчинам, естественно, ни одного. Мужчины, правда, по этому поводу особо не переживают, но взгляд на список, предусматривающий смену пальто раз в семь лет, тоже, по-моему, не доставляет им большой радости.

Но отдельная тема – это, конечно, пищевая корзина. Когда выяснилось, что наш гражданин должен съедать максимум по половинке яйца в день, я приготовил соответствующий завтрак и предложил его господину Починку. Он сказал: «А я мало ем, мне больше и не надо». И тогда я понял, по какому принципу составляются пищевые корзины в России. Правда, это заявил тот самый человек, который во время поездки на один из зарубежных форумов звал всех: «Скорее, скорее, бегите сюда, я нашел магазин, где потрясающее вино совсем недорого – тысячи по полторы долларов бутылка». Что ж, так всегда и бывает в России – у кого-то, простите за грубость, стул жидкий, а у кого-то жемчуг мелкий.

Если посмотреть на проблему системно, напрашивается вывод, который на первый взгляд кажется парадоксальным. В России действительно нет коррупции. Дело в том, что, когда весь народ принимает участие в каком-то процессе, он уже не является для народа чем-то внешним и чужеродным – он становится естественным. Так что в нашем случае мы рассматриваем всего лишь назначение на кормление. Человека «ставят» на должность, тем самым давая ему право с нее кормиться. И каждый российский гражданин, попадающий во власть, внезапно оказывается в интересном положении. Он видит, что все вокруг него живут хорошо, а зарплаты маленькие. Причем и живут-то реально неплохо, и зарплаты реально остаются маленькими практически по любым меркам. Как это возможно? Ведь если посмотреть на одежду членов правительства, на их стрижки, на их машины и гаджеты, на их часы, становится понятно, что на свою зарплату они никогда в жизни такого купить не смогут. Но задать им бестактный вопрос – мол, ребята, что происходит? – совершенно невозможно. Они даже не поймут, о чем речь, в чем проблема.

Дело в том, что каждый из них, как говорится, носит несколько шляп. Каждый одновременно с исполнением своих обязанностей в правительстве является руководителем какой-нибудь государственной структуры, которая вполне официально работает на том же самом рынке, который они же и регулируют. Вот, скажем, министр транспорта Игорь Евгеньевич Левитин. Его ничего не удивляет. Он не говорит, что, наверное, тяжело конкурировать, если он сам одновременно – и регулятор рынка, и один из основных игроков. Нет, ему кажется, что это абсолютно нормально. Известны случаи, когда у иностранных партнеров буквально ум за разум заходил, когда Игорь Евгеньевич, будучи в загранпоездке, откровенно лоббировал интересы отдельных авиакомпаний и аэропортов, так что его визави приходилось задавать прямой вопрос: «Простите, а вы сейчас в каком качестве с нами беседуете?» Вопрос, который поражал господина министра. Ему не приходило в голову, что он может выступать в каком-то другом качестве, все равно же он министр.

Принцип взаимопроникновения чиновничества и бизнеса наиболее ярко был реализован в московском правительстве, которое по праву держало пальму первенства среди всех регионов не только в плане коррупционных схем, но и как создатель абсолютно нового подхода к коррупции. За девять дней до появления указа президента Медведева об отставке Юрия Михайловича Лужкова «Новая газета» опубликовала документ, в котором рассказывалось, как в 2004 году московское правительство по письму телеканала НТВ приняло решение о продаже автору данной книги квартиры по оценочной стоимости БТИ. Могу сказать, что это все равно было крайне недешево на тот год, но в любом случае сильно отличалось от цен, установившихся на монополизированном рынке столичного жилья. Если угодно, правительство Москвы отказывалось от своей доли – но о бесплатности речи не шло в любом случае. Квартира, которую мне предлагалось купить, представляла собой бетонный мешок, в ремонт которого надо было вложить еще раза в три больше, чем вложили строители при возведении этого объекта.

Статья была очень грязная, однозначная, меня она умилила. В ней не говорилось о том, как то же самое московское правительство дарило в немалых количествах не только квартиры, но и особняки, а то и целые кварталы людям, которые после отставки Лужкова кричали о нем, как о светоче демократии. Многие выдающиеся журналисты, руководители СМИ, деятели искусства получали бесплатные квартиры, мастерские, театры, студии, и за это готовы были биться за Юрия Михайловича до потери сознания. Но мне статья не понравилась, я решил выяснить, что происходит, и попытался связаться с Лужковым. Прямого телефона у меня не было, и я просто позвонил в приемную.

Каково же было мое удивление, когда Лужков сказал, что хочет со мной встретиться! Уже через несколько часов я был в московской мэрии. Увиденное меня поразило. Обычно в приемной Лужкова стояло несмолкающее жужжание, на аудиенцию к этому великому человеку стремились толпы. Я говорю «великому» – потому что уровень его возможностей, а главное, представления о себе был таков, что эго Юрия Михайловича высилось над Москвой, пожалуй, затмевая даже статую Петра работы Церетели. Но в этот раз в приемной не было ни одного посетителя. Все, кто еще вчера ел у Лужкова из рук, почуяв беду, разбежались.

Я зашел в кабинет. Газета лежала у Юрия Михайловича на столе. Он начал с заверений, что не имеет к этому материалу никакого отношения, что дело не в нем. А потом мы долго говорили о том, что творится в городе. И вдруг мне стало ясно, что Лужков вообще не понимает – на самом деле не понимает! – что происходит и как работает созданная при его непосредственном участии система. Он напрочь потерял ощущение реальности. Он не знал, каких бесконечных взяток требовало получение любого разрешения на строительство. Сколько лет это занимало. Как любой конкурс, неважно, кем и для чего организованный, заканчивался требуемым результатом. Он не задавался вопросом, откуда у его заместителей – у Ресина, например, – часы за миллион, да не одни. Его не удивлял уровень жизни этих людей. В какой-то момент он реально поверил всему тому славословию, которое раздавалось в его адрес со стороны тех, чье благосостояние ежеминутно, ежесекундно зависело от настроения Лужкова. Лужков любит – и ты миллиардер. Лужкова отправляют в отставку – и все, жизнь кончается.