Александр Минкин - Президенты RU

Брежнев и еще сорок лидеров так недавно подписали в Хельсинки незыблемость границ. И уже Чехословакия распалась на две страны, две Германии слились в одну, а в Югославии сам черт не разберется.

Опасно рассуждать об этике, не подумавши. Крелин пишет: «Все-таки, по-моему, этика, ну по крайней мере, со времен Аристотеля, категория, если не абсолютная, так для нашей антично-иудео-христианской цивилизации, объективная».

Этика – вообще не категория. Античная этика не знала «не убий», «не прелюбы сотвори». Античные граждане и даже их боги сотворяли прелюбы налево и направо, причем боги занимались этим и между собой, и с землянами. Гомосексуализм был этичен и даже эстетичен, и никто не ставил Зевсу в укор изнасилование мальчика Ганимеда. Иудейская этика одобряла многоженство. Гуманная, милосердная христианская этика одобряла сожжение людей заживо.

Уверенность, что моя заметка плохо повлияет на самочувствие Ельцина, – глубокое заблуждение прозаика. По недоразумению он представляет быт президента похожим на свой собственный. Крелину кажется, что Ельцин бегает в киоск за «Новой газетой», читает и огорчается.

Ельцин не читает газет и не смотрит телевизор. Ему в ЦКБ плохое не возят. Насколько известно, Ельцину готовят дайджест (вырезки). Таким образом, окружение Ельцина решает, что президент прочтет, что узнает в изложении и чего не узнает вовсе.

Если окружение положило на стол Ельцину мои «Мемуары» – это их поведение (этичное или нет).

Эй, вы, там, в Кремле и около, – мы пишем не для президента, а для людей. Иначе газеты выходили бы в одном экземпляре.

Власть доказала, что наши статьи ей – как мертвому припарки. Но люди должны знать, что они не одиноки в своем критическом отношении к сегодняшним властям. Заметка «Мемуары Ельцина» рассердила не президента, а тех, кто голосовал за него и других призывал.

Вы сердитесь – значит, я попал в цель. Вы не хотите в этом признаться и кричите, будто я делаю больно президенту. А больно-то вам.

«Но есть ли какая там новая мысль, новое открытие, новый взгляд, или иной, неожиданный поворот при взгляде на деятельность этого, нынче больного, человека?» – вопрошает Крелин.

Отвечаю уважаемому прозаику вопросом на вопрос. Отчего это у вас в каждой фразе какие-то неточности? Почему вместо «давно больного» вы пишете «нынче больного»? Вам так удобнее? И зачем вам «какие там новые мысли»? Вполне достаточно старых, хорошо проверенных мыслей. Например:

«Коль скоро же он во дворец вступил, какие он там мистерии празднует? Всяким плотским удовольствиям предается, а для подданных всякие печали замышляет, никому не доверяя, ни одного друга не имея, всех во врагов превращая и за таковых принимая. Добрых – потому, что считает, что ненавидим ими, ибо, будучи добрыми, они презирают с ними не сходного. Дурных же – совершенно за то же самое, так как злые устремлены и против себя самих; боясь, чтобы в борьбе кто-нибудь, еще более дурной, чем он, не посягнул на власть. Поэтому он всегда “обрезает выдающихся из колосьев”, он всех делает бедняками и всех вынуждает страдать и горевать. “Чтобы кто-нибудь, роскошествуя, – говорит он, – не бездельничал, а бездельничая, не занимался пустяками, а занимаясь пустяками, не задумал бы переворота”. Законы он и изменяет, и переделывает либо из-за корыстолюбия души, либо из-за своеволия – в угоду вообще какой-либо страсти. Войско он ни содержать не умеет ради государства, ни составлять. Собравши вокруг себя стражу, телохранителей, их-то снабжает и кормит, лелея их всех во вред государству и всякую узду с них сняв, чтобы могли убивать, унижать, разорять».

Не подумайте плохого, это не о Ельцине и не о Коржакове. Это написано почти тысячу лет назад византийским теологом, специалистом по этике. И его, конечно, тоже кто-то спрашивал: ты зачем, гад, это написал?

Если люди не будут задумываться, их опять (и, может быть, очень скоро) заставят голосовать сердцем. Власть опять схватит наглец, потому что он видит в ней решение личных проблем и действует решительно и смело [126].

Умного и честного пришлось бы умолять взять власть. Он понимал бы сложность, ответственность и отказывался бы, ужасаясь огромности и неподъемности тяжелейших российских проблем. Ведь это – ни жены, ни детей, ни себя самого, только день и ночь работа.

Интеллигенция существует. Это не диплом, не ученая степень, не пост министра. Это развитый вкус, умение мыслить независимо, умение отказываться от пошлых предложений, исповедовать принципы, заповеди и любить Родину, не рассказывая об этом с трибуны.

Интеллигенты такие умные. Они притекли к Горбачеву. А он к 1991 году оказался с Крючковым, Янаевым, Павловым…

Интеллигенты сплотились вокруг Ельцина, а он к 1994 году оказался с Коржаковым, Грачевым, Ильюшенко…

Исправили ли Ельцина интеллигентные члены Президентского совета? Нет. Скорее он развратил их. Гамлет Офелии правду говорил: скорее ваша красота стащит вашу порядочность в ад, чем ваша порядочность исправит красоту. Много-то ведь не надо, много им и не предлагают. Так, дача, машина, банкет, деньги на книгу. С точки зрения тех, кто ворочает миллиардами долларов, – это гроши.

Вот мы такие умные, тонкие, начитанные, а кумир вдруг оказывается в лапах дураков и бандитов.

По двести, по триста разом писателей и артистов окружали Горбачева – а он с Крючковым. Вся интеллигенция была с Ельциным, а он – с Грачевым. Если мы такие умные, почему же так легко недостойные люди уводят, умыкают наших президентов? Не следовало бы нам, умникам, быть малость умнее?

Сейчас опять совершена (или почти совершена) та же ошибка. Лебедь не с нами, а с Коржаковым. Вместо того чтобы тянуть к себе – оттолкнули. И куда ему деваться? Вот он с Коржаковым, а мог быть со Стерлиговым, с Баркашовым, с нацистами, с другими бандитами. А что? Они тоже сыновья своей страны. И, кстати, выглядят приличнее Коржакова, на чьем лице написаны все его качества; и ошибка исключена – после тридцати каждый сам отвечает за свое лицо.

А может, это вообще несбыточно? И надо не ложиться под партийных гауляйтеров и генералов, а объединиться вокруг своего? Ведь не перевоспитаем же мы Коржакова, хоть все на свете Карякины и Чудаковы, Михалковы и Гердты…

Гердт по телевизору восхищался: «Президент – он как ребенок!» Зяма, я вас бесконечно уважаю, вы – талант, вы – сама доброта, но где вы видели таких детей? Зяма, вы уже говорили своим волшебным голосом, что «доброму дельфину Московский городской банк наиболее симпатичен», а вкладчики-то разорены. Вы говорили (правда, не столь убедительно) что-то агитационное за Гайдара и, должно быть, добавили ему голосов, но достались-то они Зюганову и Жириновскому.