Александр Минкин - Президенты RU

На прощание я спросил: «Ребята, вы “Бесов” Достоевского читали?» – «Нет». – «А “Три сестры” Чехова?» – «Нет». – «А “Вишневый сад” Чехова?»

Оказалось, что «Вишневый сад» они «подробно проходили».

Может, они запомнили только молодого купца Лопахина, который удачно купил вишневый сад, чтобы вырубить его, нарезать землю на участки и выгодно продать дачникам. Но в «Вишневом саде» есть и другие герои.

ЯША (молодой лакей) . Надоел ты, дед. (Зевает.) Хоть бы ты поскорее подох.

Это Яша – Фирсу, восьмидесятилетнему старику. А почему нет восклицательных знаков? Зачем вставлено «зевает»? Чехов, видимо, опасался, что актер станет изображать ненависть. Чехов знал, что глубокое равнодушие страшнее.

Не скинхеды, не застекольные уроды [175]… Симпатичные, умные, учатся в Высшей школе экономики – элитном престижном заведении. И повторяю – не дети, им третий десяток. Почему они не читали главных книг?

Они, конечно, стараются обойтись без грубых слов. Вместо «люди сдохнут» говорят «население сожмется». Вместо «умрут люди» – «умрут профессии». И все же за красотой своих выражений они, видимо, чувствуют что-то людоедское. И потому иногда оговариваются: мол, «мои рассуждения жестоки, но ничего не поделаешь, другого выхода нет». В эти моменты кажется, что бакалавры вот-вот начнут пританцовывать, напевая из «Трехгрошовой оперы» Брехта:

Мы рады бы устроить рай земной —

Да обстоятельства всему виной!

И мы бы не были черствы, —

Да обстоятельства не таковы!

АНТОН. Был социалистический строй, не было рыночных отношений. Тенденция была нехорошая. С начала 80-х годов – нарастающий дефицит продуктов питания…

А. М. Никто не спорит. И в Москве приходилось иногда стоять часами за сыром, причем никакого выбора.

АНТОН. А почему? Потому что не было института рыночных отношений! У человека был один сорт сыра, да еще и очередь. У человека не было возможности выбора.

А. М. Теперь много сыра и очереди нет. Улучшилась жизнь?

АНТОН. Улучшилась.

А. М. Продолжительность жизни сократилась?

АНТОН. Сократилась.

А. М. Так жизнь улучшилась или ухудшилась?

АНТОН. Это нужно смотреть с точки зрения социальных и этических норм.

А. М. Каких «этических»? Скажите, люди стали больше жить или меньше?

АНТОН. Меньше.

А. М. Это говорит о том, что жизнь улучшилась?

АНТОН. Ухудшилась.

А. М. Но вы только что сказали, что она улучшилась.

АНТОН. С точки зрения рынка она улучшилась, потому что у меня есть выбор. Если сравнивать систему сегодняшнюю и систему социалистического строя, я считаю, что так лучше.

А. М. Был один сорт сыра и большая очередь. Но продолжительность жизни была больше. Сейчас сыра много, очереди нет, но продолжительность жизни меньше. Жизнь улучшилась или ухудшилась?

АНТОН. Теперь вы мне ответьте. Что выберете: будете сидеть два часа в темной-темной комнате, неподвижно, скрученный ремнями, или вы в течение одного часа посмотрите кучу фильмов, сходите в ресторан, на дискотеку…

Современники страшно ругали Достоевского за то, что в «Бесах» он нарисовал Петрушу Верховенского (молодого революционера) абсолютным негодяем. Орали, что это не портрет, а злая выдумка, карикатура. Но вот живой симпатичный русский бакалавр задал тот самый вопрос, который сто пятьдесят лет назад задавала «карикатура».

ВЕРХОВЕНСКИЙ. Я вас спрашиваю, что вам милее: медленный ли путь или вы держитесь решения скорого, в чем бы оно ни состояло, но которое наконец развяжет руки и даст человечеству на просторе самому социально устроиться? Кричат: «Сто миллионов голов» (жертв. – А. М. ), – но чего их бояться… Прошу всю почтенную компанию прямо и просто заявить, что вам веселее: черепаший ли ход в болоте или на всех парах через болото?

– Я положительно за ход на парах! – крикнул в восторге гимназист.

После этих милых бесед интеллигенты-интеллектуалы пошли и убили Шатова.

Антон сравнивает советскую жизнь с темной-темной комнатой, а нынешняя – светлая, с рестораном и дискотекой. Но в той темной-темной комнате были Высоцкий, Окуджава, великие спектакли, великие фильмы. А также в области балета… Да и Енисей перекрыли (кто же знал, что в подарок приватизаторам).

АНТОН. Что вы выберете?

А. М. Безусловно, скрученность ремнями два часа, чем час на дискотеке. Я эти два часа буду размышлять о замечательных вещах…

АНТОН. Вы – Диоген, который довольствуется житьем в бочке. Я выберу лучше час.

А. М. Вы выбираете короткую жизнь?

АНТОН. Я выбираю короткую жизнь, но насыщенную. (И опять он не замечает, как цитирует классику: «Лучше раз напиться живой крови, чем сто лет питаться падалью». – А. М. ) Это не жизнь, когда вы ничего не получаете. Вы не получаете удовольствия от жизни.

А. М. Вы выбираете короткую, но полную сыра жизнь?

АНТОН. Да, полную сыра.

А. М. Люди, которые, как и вы, могут выбрать себе жизнь, полную сыра, – их продолжительность жизни тоже сократилась?

АНТОН. Я не хочу обсуждать свою жизнь…

А. М. Вы сказали: «Я выбираю для себя жизнь, полную красок и сыров, и пусть она будет короткой». Но вы же, боюсь, лукавите. Вы же понимаете, что ваша жизнь, полная сыра, будет продолжительная. А жизнь того, кто умирает рано, полна возможности смотреть на сыр, но не есть его… Вот наша жизнь, полная сыра. В этой жизни есть два сорта граждан. Одни пользуются этим сыром, а другие смотрят на него. Как будет устроена жизнь, решают те, кто пользуется, а те, кто смотрит, – не решают.

АНТОН. При социалистическом режиме был один сорт сыра и один тип людей. Сейчас много сортов сыра и много типов людей, каждый получает по своим возможностям. Поймите, люди по своей сущности не равны. У одних высокие интеллектуальные способности, у других низкие. Почему человек, который имеет высокие интеллектуальные способности, должен получать столько же, сколько человек, который имеет низкие интеллектуальные способности? («Каждому свое» – это Гитлер над воротами концлагеря написал. – А. М. )

А. М. Т. е. высокий интеллектуал должен получать больше?

АНТОН. Больше! Конечно!

А. М. Десять минут назад вы сказали, что нужны только те, которые бурят скважины, а историки и лингвисты должны умереть. У кого выше интеллект – у буровика или у лингвиста? (На самом деле лингвист может быть дураком, а буровик – умным. Но бакалавр даже не заметил, как я подставляюсь.)

АНТОН. Я имею в виду интеллектуала с точки зрения бизнеса. Мне неинтересен человек, который занимается наукой ради науки [176]. Мне интересен человек, который занимается наукой, чтобы получить большие деньги. Вот этот человек заслуживает внимания. Да, я согласен, может быть, с точки зрения общества это достаточно жестоко…

А. М. Вы сейчас сказали: «Я, бизнесмен, буду решать – кому жить, а кому не жить».