Лев Пирогов - Хочу быть бедным (сборник)

– Заткнитесь, сволочи, три часа ночи!

А возбуждённым революционной ситуацией массам послышалось: «Спасите, граждане свободной Франции, в Бастилии убивают заключённых!» Так произошла Великая Французская революция.

За особые заслуги перед народом (а также потому, что всех остальных образованных людей революционеры быстро убили) гражданина Сада назначили сперва ответственным за революционную кавалерию, а потом – кем-то вроде народного комиссара здравоохранения. Наверное, он бы ещё много кем успел побывать, но сразу принялся отчаянно злоупотреблять положением: сначала спас от гильотины упрятавших его в тюрьму тёщу с тестем, потом отказался подписывать ещё какие-то расстрельные списки (и даже написал об этом письмо Робеспьеру, которое сам же потом и зачитал на заседании какой-то революционной кувырколлегии), потом помог бежать одному приговорённому к смерти офицеру…

Словом, революционеры упекли его обратно в тюрягу.

В общей сложности маркиз де Сад провёл в заточении 30 лет. Человек, о котором все думают, что он был изощрённым сладострастником, просто не имел для этого никакой возможности! Кроме пары случаев с проститутками в послеармейской молодости, его репутация «садиста» ничем не подкреплена.

Да и книги (15 томов) написанные де Садом в тюрьмах, лишь на малую толику состоят из таких эпизодов, как содомия и зашивание влагалища суровыми нитками. На три четверти с гаком это философские трактаты о человеке, о соотношении в нём «естественного» и «социального».

Это покажется странным, но «экстремист» де Сад был на самом деле традиционалистом и консерватором. В противоположность Руссо, считавшему, что все люди рождаются хорошими и лишь потом общество их уродует (а значит, общество следует переделывать), де Сад утверждал, что в человеческой природе, равно как в природе вообще, полным-полно агрессии и насилия. Зверушка ест зверушку, птичка клюёт птичку. Общество же существует для того, чтобы погасить изначальную природную агрессию, впитать её, отфильтровать и перенаправить в другие русла.

Руссо говорил: человек достаточно хорош для того, чтобы устраивать ради него войны и революции. А де Сад говорил: человек достаточно намучился для того, чтобы попытаться пожить в мире.

Лично мне вторая точка зрения как-то ближе. Но поскольку принять её – означало отвергнуть все «достижения» Нового времени, включая либертэ, эгалитэ и войну в Ираке, современная цивилизация предпочла Руссо. Вернее, его предпочли «серьёзные люди», которые вложили в современную цивилизацию серьёзные деньги.

А де Сада, чтобы его вопль не разбудил больше ничью мысль и не обрушил больше никакую Бастилию, выставили перед массовым сознанием этаким экзотом-развратником, потешным экспонатом кунсткамеры.

Прославился человек.

У нас на работе в медиа-магнатстве «Zauer-Globus» работают противные старички. Гаденькие такие старикашечки. Они работают в каком-то Другом Отделе.

Но я всё время с ними встречаюсь!

И всё время очень расстраиваюсь. Потому что не заметить их, к несчастью, нельзя. Такие они противные. Маленькие, пузатые (до подмышки мне, подтянутому атлету), очень медлительные – но не от мудрой уверенности в себе, а просто от аутсайдерства, лузерства, ламерства и природной никчемности. Очень докучливые старикашки.

Пока я, голубоглазый швед-метеор, подлетаю к нашей Автостоянке на своём потрёпанном, но верном «Бугатти» и, весь в мыслях о бизнес-плане, стремглав стремлюсь привязать его у входа в салун, эти старикашки вечно всё занимают своими «Нексиями уз-дэу»!..

Хотя нет, не так.

Пока я, нуждающийся в миллионах калорий Мозг Нашей Редакции, поджаро стремлюсь в пункт бесперебойного питания меня супом, эти гады вечно попадаются на моём пути! А они же тормоза, чайники, для них налопаться какой-нибудь дряни (которой я, весь в мыслях о бесперебойном извлечении медиа-прибыли, даже не замечаю) – это для них, бездельников, целое событие, и готовятся они к нему загодя: с вечера натирают до блеска ложки, любовно прилаживают за голенища, проверяют, не звенит ли, не дай бог, котелок, и потом с самого утра перекликаются ласковыми, предвкушающими снедь голосами:

– Петро-о-ович!..

– Ойньки?!..

– Нешто ты будыш йисты?!..

– А то ж! Щи да каша – жистя наша!..

– Сегодня, ребята с планового говорили, ушица…

– ДА НУ?!!

– Ох нава-а-ариста…

– Люблю-у-у… Иваныч!!!

– Оуи!

– В дышло тебе Боуи. Чи ты идыш йисты?

– Шось?!!

– Ушица да кашица в живот втемяшится!

– Га-га-га… как это… ой, не могу… Кузьмич!.. Чи ты бачив, як Петрович казав?

– Га?

– Ушица да с кашицей работниму чоловику тильки кажется! Чи шо…

– Ни…

– Погодь! Я говорю погодь!

– Та ни-и…

– Та погодь! Петрович! Ты як казав? Спиши слова…

– А я говорю, Зюганов лучше Ельцина!

И так с утра до плюс-бесконечности. Работнички. И ведь что возмущает? Ну ладно я. Весь день на нервах, всё наживую: курьеры, совещания, мерчендайзинг, конфликтные комиссии, десять тысяч одних конфликтных комиссий. На руках миллиарды, стриптизбар посетить некогда! А эти? Вы знаете, чем они занимаются? Я установил. СОСТАВЛЯЮТ КРОССВОРДЫ.

Эти плюгавенькие, рабски довольные своей ничтожностью черепашки – составители кроссвордов! Дедушки Зось Синицких. Их человек семь там.

И вот пока я по узенькому коридору (у нас же там, как в бункере Гитлера, бронированное всё) пытаюсь по-спортивному зло протыриться к месту бездумно-механического поглощения пищи, эти расслабленные ковыляют, как на пикник, всем своим треклятым отделом – СЕМЬ ТОЛСТОПУЗЫХ ГНОМОВ! Семь спящих красавиц, пока у меня бизнес-план горит!

Идут, перегородив проход, степенно, как уточки переваливаются, глазки у всех светятся радостным предвкушением столовской отрады. Перехихикиваются, ласково придерживая друг дружку под локотки. Потом вся делегация выстраивается передо мной в длинную, как кишечник травоядного, очередь. Тупо топчутся перед салатами. Пялятся на закуски. Громко вопрошают в пустоту весёлыми скрипучими голосками: «А ихдеж дичь? Нянька! Утку давай!» Шутят… Потом, ворочая животами, ме-е-е-едленно, словно нехотя выбирают подносы…

А у меня лизинг на мази, Жанна Фриске в приёмной ждёт, очередной транш на проводе. Надеюсь, проворный умом читатель уже представил себе всю степень моей заслуженной ненависти. Но!..

Ненависть разрушает, дорогие мои.

Разрушает дороги, застит свет знаний и плодит мерзавцев. Поэтому я вдруг решил: а накройся она медным тазом, эта полуобнажённая Жанна Фриске! А ну его, транш этот. Что я, себе другого не украду? А ненависть к старичкам унижает, низвергает меня до уровня подверженного стрессовым воздействиям урбаноида. А я не таков!..