Марк Курлански - Что? 20 самых важных вопросов в истории человечества

Почему он начинает «Недолгое счастье Френсиса Макомбера» с «Вам лимонного соку или лимонаду?»?

Или «Пятьдесят тысяч» с «Как дела, Джек?»?

Или «Сегодня пятница» с «Красное пил?»?

Или «Перемены» с «Ну, – сказал молодой человек. – Так как же?»

«Что случилось с моим мозгом?»

Подводит ли Хемингуэй читателя с самого начала этих рассказов к вопросу: «Так как же?» Или: «Как дела?» Не спрашивает ли затем читатель: «Ну и что ты хочешь этим сказать, Хем?» Другими словами: «А?»

Что это за вопрос: «А?» Почему это слово существует? Не служит ли его существование подтверждением важности задавания вопросов? Не говорит ли это о том, что даже если вы не знаете, о чем спросить, в вопросе все равно есть своя ценность?

«Почему я?»

Почему тринадцать считается несчастливым? Предположим, вы не верите, что оно приносит неудачу, или вы вообще не верите в удачу? Не слово ли «верить» здесь самое главное? Не означает ли вера то, что вы не знаете наверняка? Как мы можем знать наверняка хоть что-нибудь? Если бы могли, нужны ли нам были вопросы? Если бы могли, нужна ли нам была удача? Что такое удача? Есть ли смысл с этим играть? Принимая во внимание все риски и неуверенность, не перейти ли нам к четырнадцатому?

«Есть там кто-нибудь?»

Не забавно ли, что великий создатель образа Америки, который слышал ее песни, Уолт Уитмен, был уроженцем Бруклина, места, по мнению многих, имеющего мало общего с Америкой?

Есть ли какая-нибудь связь между возможностью определить Америку, слышать ее песни и его стремлением задавать вопросы? Не начал ли он с вопроса: «Что есть Америка»? Не этот ли вопрос часто задают жители Бруклина?

Не было ли чего-то основополагающего в вопросах Уитмена? Не поэтому ли я, как писатель, помню его стихотворение «Кто я?»?

Но, будучи писателем, не задавал ли Уитмен куда более важные вопросы, такие как:

И как одним словом ответил на это Уитмен? Какой была следующая строчка? «Нет» – не так ли?

Не гонит ли нас страх быть никем? Страх ответа на вопрос: «Кто я такой?» Не поэтому ли, сталкиваясь с высокомерием, мы задаем вопрос: «Что ты о себе возомнил?» Разве хоть кто-нибудь сможет ответить на этот вопрос? Но нет ли еще худших вопросов? Даже если вы поймете, что вы просто никто, будет ли это так ужасно? Ведь это все равно несравненно лучше, чем не существовать вовсе? Так ли уж плохо быть никем среди себе подобных? Не об этом ли думала поэтесса Эмили Дикинсон, когда написала стихотворение «Я – никто. А ты – тоже таков?»?

«Кто это?»

Можно, я признаюсь? Важно ли, что, будучи студентом, я неправильно записал имя Данте Габриэля Россетти, решив, что это Габриэла Россетти, что это женщина? А что мы вообще знаем о Данте Габриэле Россетти? Был ли он британским поэтом, несмотря на то, что его итальянские родители назвали его в честь итальянского поэта? И считать ли его поэтом, если больше известны его живописные произведения? Можем ли мы называть его поэтом хотя бы на основании того, что поэт – это тот, кто должен задавать вопросы?

Разве поэты не задают вопросов? Не спрашивал ли Джон Китс – почему?

Не спрашивал ли где?

и

И кроме всего, кто?

Но не поднимает ли простое цитирование Китса вопрос «кто»? Кто может цитировать Китса и быть уверенным, что это не Шелли? Не потому ли так важно быть уверенным, что обязательно найдется кто-нибудь, кто скажет: «Нет, это же Шелли»? Хотя умнее было бы спросить: «А не Шелли ли это?»

Как различить двух английских поэтов эпохи романтизма, которые жили в одно и то же время и оба умерли очень молодыми? Не задавал ли Шелли вопросов, подобно Китсу? Не спрашивал ли он как?

И не потому ль?

Но любил ли он вопросы в той же степени, что и Китс? Ведь даже в поэме Шелли «Вопрос» (это ведь Шелли, да? Не Китс?) спрашивается куда больше, чем просто в самом конце кому отдать букетик? Можем ли мы сказать, что по-настоящему задавал вопросы именно Китс?

Или, может быть, более существенный вопрос «кто» задал испанский поэт знаменитого «поколения 1898» Антонио Мачадо, когда сказал: «Ответь мне – С кем я говорю?» Не раскрыл ли он еще в большей степени вопрос «кто», когда затем спросил: «Какая разница, кто я?» И не подходящий ли это вопрос для человека, чье имя даже длиннее, чем у Токвиля, – Антонио-Киприано-Хосе-Мария-и-Франсико де Санта Ана Мачадо-и-Руис?

«Чего она хочет?»

Неужели это именно то, что должно случиться с человеком, которого обожали мать, жена и трое дочерей? Что было великим неразрешимым вопросом Зигмунда Фрейда – его «grosse Frage»? Неужели и правда, как он говорил: «Was will das Weib?» – «Чего хочет женщина?» Не относится ли он к тем вечным вопросам, которые всплывают время от времени, к примеру, когда Мэрилин Монро решает выйти замуж за Джо ДиМаждо? Но не жаль ли вам Фрейда? Может, женщина просто хочет найти психоаналитика, который ее понимает? Или это слишком грубое обобщение? Ведь маловероятно, что женщины хотят одного и того же, даже если мужчинам (по крайней мере этому конкретному) казалось, что это именно так, судя по тому, о чем они говорят друг с другом? Читал ли Фрейд Ницше, который интересовался, почему женщину считают глубокой? И не был ли ответ «Потому что у нее никогда не достанешь дна» – тем, который так искал Фрейд? [19]