Россия XXI века: образ желаемого завтра

Укреплению позиций России в регионе способствовал целый ряд факторов, в первую очередь – успехи модернизации и создание в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке зон инновационного развития. Одним из инструментов продвижения российских интересов в ре гионе стала Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) – как первая площадка согла сования российско-китайских интересов и подходов, особенно в Центральной Азии, в рамках международной организации, в которую не входят страны Запада. Посредством ШОС стало налаживаться многостороннее экономическое сотрудничество: возросший динамизм россий ской экономики и реформы экономического взаимодействия в СНГ побудили Китай и стра ны Центральной Азии изменить повестку дня ШОС.

1* Одним из наиболее употребительных показателей дифференциации доходов является децильный (или фондовый) коэффициент, выражающий соотношение между средними доходами 10% наиболее высокодоходных граждан и средними доходами 10% наименее обеспеченных.

2* Такой уровень, выше и ниже которого получают доход одинаковое количество работников или населения.

3* Инклюзивное образование – обучение детей с особыми потребностями в общеобразовательных (массовых) школах.

После всего написанного выше возникают вопросы: когда же эти панорамные изображения будущего должны превратиться в реальную действительность России? И кто этим будет заниматься?

Что касается первого вопроса, то мы не торопимся вступить на внешне привлекательный путь установки конкретных дат (2020, 2030, 2100 и т.д.). Как нам представляется, история развивается не из-за того, что перед ней ставят ориентиры в виде определенных круглых дат. Есть внутренняя логика и последовательность событий, которую намного важнее уловить для достижения конечного и реального успеха. Далее мы попробуем описать эту последовательность хотя бы в виде первоочередных шагов.

Отвечая на второй вопрос: нам представляется ошибочным жестко делить общество на тех, кто поддерживает и тех, кто не поддерживает модернизацию. При определенных условиях (их предстоит создать политическому руководству страны, когда оно приступит к движению по предлагаемой ниже «дорожной карте»), используя, в частности, принцип коалиций и компенсаций, можно вовлечь в модернизационный процесс большинство активного населения.

Но, прежде всего, отметим, что любые конкретные меры должны базироваться на соответствующей XXI веку системе ценностей. В противном случае процесс модернизации не получит необратимого характера.

От какого ценностного наследства мы должны отказаться?

Ресурсно-сырьевой способ существования автоматически сдвигает систему ценностей от индивида, гражданина, общества, народа к полюсу государства и власти, управления и коммунальных сборок.

Если национальное достояние черпается из недр, а не создается людьми, власть превращается в верховного дарителя, а граждане – в благодарных, хотя и всегда недовольных получателей. Наиболее престижным, доходным и перспективным, «поистине государственным» делом становится распределение и перераспределение, а не обеспечение производства и творчества. Главной ценностью оказываются не люди, а структуры, их знаки и персонификации.

В идеологии это ведет к культу государственничества и великодержавности. Ценности общего и целого начинают превалировать над ценностями индивида и приватности, лица. Государство утверждает свой престиж отдельными показательными достижениями, идеологически значимыми экспонатами, будь то открытия в науке, изобретения, технические чудеса, достижения в искусстве или спорте, но не качеством повседневной жизни граждан и условиями их духовного, нравственного развития.

В политике это означает «естественные» ценности концентрации и персонификации власти, подавление гражданских прав и свертывание политических свобод; ограничение политической мобильности и ротации, консервацию зауженных элит, положений и статусов; зажим информации, формирование зон, закрытых для критики или даже простой объективной информации; имитацию демократических и правовых процедур, политической жизни, общественной дискуссии и прочие суррогаты свободы. Сугубо случайная причастность конкретных персонажей к экономической и особенно политической эксплуатации сырьевого достояния создает неуверенность в руководстве и элитах, стремление максимально устранить возможности открытой конкуренции и монополизировать политическое пространство. Остатки здорового консерватизма перерастают в страх перед изменениями как таковыми, в стремление подморозить, а затем и вовсе забетонировать ситуацию.

В системе управления это означает смещение ценностей в сторону администрирования как такового. В сознании чиновников и целых институтов вырабатывается ощущение собственной самодостаточности и самоценности. В этой системе представлений они не обслуживают производительную и творческую активность общества, а распределяют ограниченный ресурс. В итоге к ограниченному и перераспределяемому ресурсу, помимо квот, доходов от сырьевых продаж и т.п., начинает относиться и само право на деятельность, будь то производство, торговля, наука, творчество, изобретательство, образование и т.д. Лицензию на дело выдают, как лицензию на отстрел редкого зверя, как правило, не задаром. Естественной становится закрытость и чрезмерная централизация принятия решений. Прямое следствие – манипулирование авторитарным руководством со стороны средней и низовой бюрократии (ведомственный сепаратизм). Бюрократическое высокомерие имеет прямые организационные, экономические и социальные следствия. Избыточное административное давление в этой системе ценностей – не извращение, а естественное явление, выражение сути. Столь же органичны в этой системе массовая коррупция, бизнес на административных барьерах и пр. – явления, осуждаемые риторически, но реально не подлежащие даже моральному осуждению, не говоря о реальных мерах. Наличие компромата становится таким же достоинством кандидатов на должности, как и отсутствие собственного мнения или способность держать его при себе.

В экономике это провоцирует «голландский синдром» не только в экономическом, но и в ценностном отношении: сырьевая, ресурсная ориентация девальвирует собственное производство и инновации, в том числе как стратегические направления, как общественно значимые занятия. Нынешняя явно усиленная инновационная риторика власти выражает стремление компенсировать этот ценностный сдвиг. Однако прогрессивные стратегические высказывания зачастую оказываются в противоречии с практикой и остальным дискурсом. Это тем более опасно в свете масштабности, системности поставленных задач. Предстоит преодолеть столь же «естественные» установки такой системы координат: завышенную концентрацию собственности и сращивание бизнеса с властью, нарастающий монополизм и свертывание свободной конкуренции, терпимое отношение особо крупного, либо сращенного с властью бизнеса к административному давлению на экономику в целом, избыточно централизованную социальную нагрузку на бизнес и т. д. и т. п.