Клим Дегтярев - Внешняя разведка СССР

В феврале 1941 года прибыл второй сотрудник резидентуры — Владимир Борисович Барковский («Дэн», «Джерри»). Ему предстояло заниматься добыванием информации по линии научно-технической разведки. По крайней мере, так планировалось Центром перед его отправкой в первую зарубежную командировку.

Первый агент, которого «Вадим» передал на связь «Дэну», сообщал в Москву информацию исключительно политического, а не научно-технического характера. С советской разведкой он начал сотрудничать в конце тридцатых годов прошлого века. Агент был политэмигрантом из Чехословакии, покинувшим родину после того, как в результате Мюнхенского сговора Англия и Франция отдали ее Адольфу Гитлеру на растерзание. Агент оказался чрезвычайно полезен резидентуре в качестве источника информации о расстановке политических сил в чешской колонии и о находившемся в Лондоне правительстве Чехословакии в изгнании.

В марте 1941 года до Лондона, наконец, добрался третий сотрудник резидентуры, Павел Ерзин («Ерофей»). Ему предстояло заниматься «обеспечением безопасности сотрудников советских учреждений в Лондоне и членов их семей от происков британских спецслужб и враждебных нам организаций белоэмигрантского толка». Не случайно мы употребили словосочетание «наконец добрался». Дорога из Москвы до Лондона заняла у него свыше двух месяцев! Его маршрут пролегал через Владивосток, Японию, Гавайские острова и США. Прямой путь в Англию через Европу был закрыт: там шла война [178] Чиков В. Охотник за атомными секретами. // Политика. 2008 год. Октябрь. № 90. .

Несмотря на малочисленность резидентуры и перерыв в ее работе весной-осенью 1940 года, она работала эффективно и результативно. На связи только у «Дэна» находилось 20 агентов [179] Антонов В. Информацию разведчика «Дэна» с нетерпением ждали в Москве. // Независимое военное обозрение. 2008 год. 17 октября. . А ведь кроме него в резидентуре трудилось еще двое кадровых разведчиков! У каждого из них летом 1941 года также находилось на связи по 20 агентов. К тому же в начале 1941 года была восстановлена связь с членами «Кембриджской пятерки». Поэтому нет ничего удивительного в том, что в 1941 году лондонская резидентура была самой продуктивной легальной резидентурой советской внешней разведки. По секретным статистическим данным Центра, резидентура передала в Москву 7867 секретных политических и дипломатических документов, 715 по военным вопросам, 127 по экономическим делам и 51 по британской разведке. В этом нет ничего удивительного, если вспомнить, например, где в 1941 году трудились члены «Кембриджской пятерки». Так, осенью 1940 года Кернкросс — личным секретарем одного из министров премьер-министра страны Уинстона Черчилля, лорда Хэнки, канцлера герцогства Ланкастерского. Хотя лорд и не был членом Военного кабинета (первоначально состоявшего лишь из пяти главных министров), Хэнки получал все правительственные документы, возглавлял многие секретные комитеты и отвечал за осуществление надзора за работой разведслужб. Кернкросс поставлял так много секретных документов — среди них протоколы Военного кабинета, отчеты СИС, телеграммы Министерства иностранных дел и оценки Генерального штаба, — что Горский жаловался, что материалов слишком много, чтобы передавать их в зашифрованном виде.

Ключевые (с точки зрения Центра) посты занимали и другие члены «Кембриджской пятерки». Так, Маклин продолжал поставлять большое количество документов из Министерства иностранных дел. А Блант служил в МИ–5 (контрразведка), откуда он поставлял огромный объем ценной информации. При этом он использовал в качестве вспомогательного агента одного из своих бывших кембриджских учеников, Лео Лонга («Элли»), работавшего в военной разведке [180] Ch. Andrew, V. М.trokhin. The М. trokhin Archive. The KGB in Europe and the West. С 118–119. .

В октябре 1941 года по указанию посла СССР в Великобритании И. М. Майского, «Ерофей» был командирован на Шпицберген для эвакуации находившихся там советских граждан. В этой связи обязанности «Ерофея» были возложены на «Дэна», что заставило последнего работать с удвоенной энергией: днем проводить встречи с агентурой, в том числе и с источниками «Ерофея», а ночами — заниматься перефотографированием полученных разведданных [181] Чиков В. Охотник за атомными секретами. // Политика. 2008 год. Октябрь. № 90. .

В 1934 году в США начала действовать нелегальная резидентура под руководством бывшего резидента в Берлине Бориса Базарова («Норд») и его заместителя Ицхака Абдуловича Ахмерова («Юнг»). На связи у них находились три высокопоставленных чиновника из Госдепа США: «Эрих», «Кий» и «19». Вероятно, наиболее важным, а кроме того единственным, точно установленным, был агент «19» (позднее «Фрэнк») — Лоренс Даггэн, который позднее стал руководителем Латиноамериканского отдела.

Центр также прогнозировал блестящее будущее агенту советской разведки Майклу Стрейту («Номад» и «Нигел»), богатому молодому американцу, завербованному незадолго до окончания им в 1937 году Кембриджа. Энтузиазм Центра в значительно большей степени был связан с фамильными связями Стрейта, а не основывался на каких-либо признаках его увлеченности профессией секретного агента.

Поиск работы после возвращения в Соединенные Штаты Стрейт начал на самом верху — в Белом доме за чашкой чая с Франклином и Элеонор Рузвельт. При определенной помощи супруги президента США в начале 1938 года он получил временную, неоплачиваемую работу в государственном департаменте. Вскоре после этого Стрейту позвонил Ахмеров, который передал ему «приветы от друзей в Кембриджском университете» и пригласил пообедать в одном из местных ресторанов. Встреча прошла успешно, и американец работал на советскую разведку до сентября 1939 года [182] Ch. Andrew, V. М.trokhin. The М. trokhin Archive. The KGB in Europe and the West. С 137–138. .

Однако, как и в Европе, работа резидентуры была парализована из-за отзыва в Москву руководителей. По одной из версий сотрудник нью-йоркской легальной резидентуры (работал в ней в 1938–1939 годах) Иван Андреевич Морозов («Юз», «Кир»), стремясь продемонстрировать Центру свое усердие, написал донос на резидента, Петра Давыдовича Гутцайта («Николай») и большинство своих коллег, в котором назвал их тайными троцкистами. По тем временам очень серьезное обвинение. В 1938 году Гутцайт и Базаров, легальный и нелегальный резиденты, были отозваны из страны и расстреляны. Донос на следующего «легального» резидента, Гайка Бадаловича Овакимяна («Геннадий») оказался менее результативным и, возможно, явился толчком для отзыва в 1939 году самого Морозова [183] Там же. С. 139. .