Виктор Авилов - Монологи на заданную тему: Об актерском мастерстве, и не только…

С черным цветом та же история. Безусловно, абсолютно черного ничего нет. Вот тебе пример – монолог Клавдия в «Гамлете». Мне он очень нравится.

На первый взгляд тут если не совсем черный, то почти черный. Но только слышишь – «убийство брата», – сразу цвет крови примешивается. Казалось бы: убийца, отпетый негодяй. Но это если не знать досконально драматургии. А теперь прочитай этот текст и представь, что творится у него внутри! Это же черный гамлетизм! Какой потрясающий моноложище! Строки катятся, как огромные каменные глыбы! Как легко увеличить образ и придать ему громаднейшую неоднозначность!

Кстати, в фильме у Козинцева он сделан у зеркала, это к разговору о том, что человеку свойственно пытаться взглянуть на себя со стороны. Сразу представляется, что его аж корежит от собственной мерзости! Внешне он это скрывает, но внутри сидит, что на нем печатьдревнейшегопроклятья.Только представьте себе это ощущение! И вдруг прорывается: «Жаждою горю, Всем сердцем рвусь, но не могу молиться». И это истинная правда! И какая боль! Если все это прочувствовать и сыграть – это потрясающе! «Быть или не быть» – там делать нечего рядом с этим!

И все в том же «Гамлете» есть вот такой монолог:

Даже в таком черно-сером, мрачном по общей тональности монологе есть светлое пятно – воспоминания Гамлета об отце. И он не написан одним цветом!

Цвет эмоции – это то, что у тебя лично с ним ассоциируется. Я только предлагаю примеры, возможные варианты. Может быть, у кого-то будет не так, может, на чей-то взгляд я и ошибаюсь. Но все равно, как ни крути, далеко мы не уйдем: никто не перепутает черное с белым, светлое с темным. Человеческие эмоции и ассоциации возникают из окружающего мира, из природы. Солнце – что-то радостное, что-то яркое, светлое. А это означает, что если человек настраивается на желтый цвет, то и эмоции должны быть соответственно солнечные. Это что-то живое, теплое, вполне возможно, что веселое. Если речь заходит об обжигающем солнце – цвет меняется, он становится ближе к оранжевому. Как только в желтый вплетаются оранжевые оттенки, то и в настроении человека могут появиться жгучие, страстные оттенки. Далее мы плавно переходим к более энергетически насыщенному красному цвету. Это уже пылкие, страстные чувства. Далее идут более темные оттенки красного, приближающиеся к багровому цвету, – я бы сказал, что это уже более низменные, пожирающие человека страсти, за которыми следует черный цвет.

При этом у нас в стороне остались другие цвета спектра, с которыми можно точно так же пройти от светлого к темному. И всегда в конце мы приходим к черному цвету. Это вполне логично: от света к тьме. Можно пройти от обратного: от беспросветной тьмы к свету. Тут зависит от психологии, от характера, от эмоционального состояния на данный момент каждого конкретного человека. Кому-то, может быть, удобнее, легче для восприятия пройти от черного к светлому, а кому-то наоборот. Можно попробовать пройтись и туда, и сюда. Было все плохо, беспросветная тьма, боль, страдания, ненависть (именно не просто плохо – иначе получится серый цвет), и вдруг появляется страсть, потом это превращается в пылкую любовь и, в конце концов, рождается светлое, высокое, чистое прекрасное чувство истинной, настоящей любви.

Еще раз возвращаясь к вопросу о том, что ассоциации человеческих чувств с цветом дело сугубо индивидуальное, приведу в пример сцену из пьесы Леонида Жуховицкого «Последняя женщина сеньора Хуана».

Эльвира. Ты спросил, за что тебя можно убить? Тебя нужно убить! Да, бросают жен и мужей, ничего страшного в этом нет. Но после тебя рушится не дом – после тебя рушится мир! Человек должен во что-то верить. У всех моих братьев были любовницы, но это не возмущало даже их жен. Потому что это были нормальные любовницы, с которыми не стыдно встретиться в церкви! Которых не стыдно пригласить домой! Пока ты развлекался со Стеллой, я и слова не сказала: какая ни есть, а графиня. Когда ты спал с моими подругами, я и это поняла: от таких мужей, как у них, и я бы побежала к первому встречному. Но когда возникла эта нищенка, эта уродина, эта хромая цветочница… Я уважаю всех женщин, от принцессы до судомойки, но каждую на своем месте. Может ли существовать мир, где все мы – и принцесса, и я, и судомойка – полностью равны в постели сеньора Хуана?