Владимир Соловьев - Последний солдат империи. Юрий Дмитриевич Маслюков в воспоминаниях современников

Маслюков был человеком, ненавидящим беспорядок, – и здесь опять вспоминается Наполеон. Но Наполеон – великий разрушитель и обладатель гигантского эго. А Маслюков – великий созидатель и человек, начисто лишенный самовлюбленности, но отнюдь не самоуважения. Представить себе, что кто-то мог бы разговаривать с Юрием Дмитриевичем неуважительно, невозможно. Ходят слухи, что однажды на заседании Политбюро из уст Горбачева прозвучало нечто вроде: «Да что вы такое говорите, все должно быть не так, это бред какой-то!» Юрий Дмитриевич вспыхнул: «Это я говорю бред? Ну тогда сами разбирайтесь!» – на стол полетела папка с документами и очешник, который остановился прямо перед Михаилом Сергеевичем, после чего Маслюков повернулся и вышел из кабинета.

После этого Горбачев никогда не позволял себе даже намека на неуважительный тон в беседах с Маслюковым, тем более что идеи Юрия Дмитриевича он очень ценил – хотя, к сожалению, слишком редко, судя по результатам, следовал его рекомендациям. Но мнением дорожил настолько, что неоднократно, прочитав представленные ему записки, звонил глубокой ночью, чтобы еще раз проговорить все детали, убедиться в позиции Маслюкова и выработать собственную. Свою же точку зрения Маслюков высказывал всегда, невзирая на чины и звания собеседников, и делал это весьма аргументированно и очень конкретно, не испытывая никакой потребности разводить политесы. Лауреат Нобелевской премии физик Жорес Иванович Алферов вспоминал об одном из подобных случаев:

Я два раза присутствовал на заседаниях Политбюро, тогда генеральным секретарем уже был Михаил Сергеевич Горбачев. Для меня все это было в новинку. Помню заседание, на котором обсуждались проблемы развития электроники в стране. Поводом для него, кстати, послужило одно странное стечение обстоятельств: в газете «Правда» появилось сообщение, что японцы создали схему с совершенно невероятным, на порядки превосходящим все обычные параметры быстродействием. Естественно, этим заинтересовалось Политбюро. Президентом Академии наук в то время был Гурий Иванович Марчук. Он пригласил академиков Велихова, Валиева, Прохорова, профессора Лихарева из МГУ и меня, чтобы вместе разобраться в происходящем.

Выяснилось, во-первых, что в газете «Правда» была допущена ошибка, в результате чего быстродействие схемы и было указано таким высоким – переврали на несколько порядков. Во-вторых, сама исходная схема была абсолютно непрактична: она работала при температуре жидкого гелия, что позволяет действительно добиться очень высокого быстродействия, но в реальной жизни малоприменимо.

Тем не менее заседание было назначено, мы на него, естественно, пришли, и каждый высказывал свою позицию, не забывая и об областях, в которых мы сами работали. Хочу сказать, что в итоге заседание оказалось весьма продуктивным, но вот что меня поразило: по большей части говорил только один человек, а остальные предпочитали быстро соглашаться с генеральным секретарем или просто помалкивать. И одним из немногих, кто высказывал свою позицию и отстаивал ее, был Юрий Дмитриевич Маслюков. В тот раз он поддержал наши предложения. В результате были внесены изменения в готовящееся постановление ЦК КПСС и Совета министров по развитию электронной промышленности, и был запущен целый ряд важных и давно назревших проектов.

О том, что Маслюков никогда не шел на поводу у вышестоящего руководства и всегда вырабатывал свою позицию, рассказывал и Артем Андреевич Троицкий, бывший заместителем Юрия Дмитриевича в те годы, когда тот занимал пост председателя Госплана.

Можно многое рассказать о его настойчивости, упорстве в решении вопросов. В 1990 г., когда делался план на 1991 г., была очень трудная обстановка в стране с инвестициями, ресурсами и т.д. Вопрос о проекте плана будущего года рассматривался на коллегии Госплана, шли довольно жаркие споры, в том числе и ваш покорный слуга выступил, и притом очень резко, поскольку ситуация была такая, что инвестиции для развития ТЭКа, на котором, по существу, жила страна – это нефть, газ, электроэнергия и т.д., – были урезаны примерно в полтора раза. Естественно, я, как отвечающий за этот участок деятельности в планировании, очень резко и жестко выступил. Юрий Дмитриевич меня тоже достаточно жестко, но корректно осадил, сказал, что мы с этим потом разберемся, когда сделаем план. Я на это ответил, что потом уже будет поздно разбираться, потому что страна этого не выдержит. Ну и он тоже меня поправил надлежащим образом.

Но на следующий день он собрал соответствующие подразделения Госплана и рассмотрел всю проблему досконально. Убедившись после дополнительных проработок в правильности постановки вопроса, он пошел к Рыжкову, доложил всю обстановку. Однако вообще-то, объективно говоря, стране неоткуда было взять ни инвестиции, ни ресурсы. Для того чтобы как-то поправить дело, нужно было снимать финансирование или с вооружения, или с социальной сферы, или с каких-то других программ, которые уже были под контролем Центрального комитета партии. Рыжков сначала поручил решить вопрос своему первому заму, был такой Лев Алексеевич Воронин, но в конце концов все вернулось к Рыжкову. И все же рано или поздно, под напором Юрия Дмитриевича Маслюкова – да плюс еще подключились министры, – вопрос был решен. Пусть не классическим плановым способом, но цель была достигнута. Топливно-энергетический комплекс в конце концов получил возможность работать так, как этого требовали интересы страны. Вот эта настойчивость всегда отличала Юрия Дмитриевича, ибо многие другие руководители в данном случае чаще всего делали ручки по швам, как приказано сверху. А у него была своя точка зрения, свое мировоззрение, и он умел это отстаивать. И знаете, это не единственный пример.

Однажды Юрию Дмитриевичу позвонили от помощников Горбачева. Сказали, что приехали представители американской фирмы Chevron – это одна из крупнейших энергетических корпораций в мире. Они, мол, готовы разрабатывать наши казахские месторождения – это район Тенгиза, – Михаил Сергеевич рассмотрел их предложение и выразил пожелание, чтобы мы как-нибудь нашли общий язык с этой американской фирмой. Юрий Дмитриевич позвал на переговоры меня и начальника нефтяного и газового отдела. Американец, Гиффен, кажется, его фамилия, представил нам доклад с картинками – все разукрашено, все прелестно, и прямо завтра страна будет богата, если мы пойдем навстречу этой фирме. «Ну хорошо, – говорит Юрий Дмитриевич, – вы нам материалы оставьте, мы все-таки посмотрим, что и как». И поручил нам все проверить. Мы посмотрели и увидели, что нас просто обманывают, потому как те доходы, которые были бы у Советского Союза на условиях этой фирмы, по большому счету нищенские, а те расходы на геологоразведку и инфраструктуру района, которые мы уже понесли, нам как бы прощались – то есть получалось, что мы задаром работали. Ну, встретились снова с этим господином. Тот говорит, мол, это недоразумение, приезжайте к нам в Америку, мы все расчеты покажем. Что ж, поехали в Америку, убедились: какие бы там расчеты ни были, а правда есть правда. Доложили Горбачеву. Конечно, нам было известно, что Михаил Сергеевич обязательно хотел какого-то контакта и взаимопонимания с американцами добиться через эту фирму, но в конце концов пришлось ему с нами согласиться. Проект тогда приостановили.