Игорь Свинаренко - Беседы с Vеликими

– Тут ты сам себе противоречишь.

– Где противоречие?

– Ты говоришь, люди талантливые, ищущие, целеустремленные…

– Я не применял таких терминов!

– Ну ладно, скажем – более инициативные; они идут в бизнес, а люди, недостаточно приспособленные к наукам, к реальному общественно значимому труду, идут в журналистику и счастливы тем, что в силу своей профессии могут прикасаться к тем, другим, способным и инициативным. Но затем, по-твоему, получается, что те, кто пошел в журналистику, живут интересно и разнообразно, а те, кто оказался в бизнесе, живут неинтересную жизнь. Так получается?

– Да. Потому что они тратят лучшие годы жизни на перемещение в пространстве пачек резаной бумаги с приятным запахом светло-зеленой типографской краски. Не очень увлекательно. Результат, конечно, приятен, а процесс? Это как любить детей, а от процесса их изготовления не получать никакого удовольствия… И вот попавшие в такую ситуацию люди ставят перед собой вопрос: «Хоть что-то должно быть у меня в жизни веселое? Почему я, как мудак, бесконечно сижу в офисе и провожу время с людьми, веду с ними беседы, по существу, лишь о том, чтобы перекладывать пачки дензнаков из одного сейфа в другой?» И вот они начинают придумывать для себя хобби, заводить самолеты личные, ездить на квадроциклах, проигрывать в казино, купать девиц в шампанском (сам видел). И вот здесь водораздел – интересны тебе эти люди вокруг или нет? Если не интересны, ты будешь смотреть на них пустыми глазами и думать только об одном: «Когда это кончится, когда вы отдадите мне мои бабки, чтоб я забыл о вас думать? И сделал что-то для себя, хоть как-то порадовался бы жизни?»

Когда я был большим начальником в одном солидном издательском доме («КоммерсантЪ»), меня ужасало, что я с утра до вечера все время суетился, принимал людей, отвечал на звонки, куда-то ехал, давал команды, подписывал кипы документов… Потом смотришь – прошел день, наступила ночь, я смертельно устал. А что сделал? Ничего! Бумажки – из кабинета в кабинет, деньги – из сейфа в сейф… И я понял, что с этой руководящей высоты вижу большие проблемы, но люди оттуда не видны, они, как муравьи, копошатся где-то внизу. Их вообще как бы нет. У меня была тоска оттого, что я не вижу деталей человеческих, выражения лица, интонации голоса. И я сказал: «Нет, не надо! Мне хочется обратно, к людям». Я вернулся. Многим это показалось странным – люди думали, что меня выгнали. В России так редко бывает, мы еще недалеко ушли от советской нищеты и волнения по поводу куска хлеба, а в постиндустриальном обществе это обычное дело, для явления есть даже термин – down shifting. Сотни тысяч американцев добровольно ушли на меньшие деньги, чтоб было больше времени на жизнь… Это логично. Дом не 600 метров, а 75, машина не «мерс», а, к примеру, «нисан», вместо пафосного ресторана – «Петрович». Зато ты можешь читать книжки, гулять по лесу, беседовать с детьми… Денег меньше, а радости от жизни – больше. Если вдуматься, то самые большие удовольствия не продаются за деньги, – но это уже другой вопрос.

– Тебя не смущает тот факт (к вопросу о мужской работе), что ОНИ, пусть даже для того чтобы переложить деньги из сейфа А в сейф Б, строят дома, прокладывают дороги, пашут землю, ловят рыбу, ведут самолеты и пароходы, а мы, журналисты, всего-навсего описываем их жизнь? Мы как бы свою жизнь и не живем, все смотрим за ними.

– Может быть, это и плохо. Может, когда-нибудь на Страшном суде нас и спросят – что вы все языком мололи, вместо того чтобы заняться делом? Это с одной стороны. Но с другой – лично я, если бы имел к тому способности и мог освоить сопромат, занимался бы делом. Но я не могу его освоить! И что делать? Не лежать же всю жизнь на диване?! Вот пошел в журналистику.

С годами я понял, что наша главная миссия – развлекать людей. И что развлечения нужны людям не меньше, чем дома и пропитание. Не может, оказывается, человек без развлечений! Я, например, не знаю, кто спроектировал и построил дом, в котором живу, кто выпек мой хлеб насущный и кто выгнал водку, которую мы с тобой сейчас пьем, – но я довольно точно знаю, кто написал книжки, которые я читаю, и кто снял кино, которое я смотрю. Я больше думаю об этих книжках, чем о людях, которые построили мой дом.

– Если бы у тебя не было этого дома, трудно было бы читать эти книжки.

– Тем не менее! Я уверен, мы больше денег тратим на развлечения, чем на покупку еды. (Даже бомжи больше пропивают, чем проедают!) Загляни в свой семейный бюджет – и увидишь все сам. Сравни прибыль американских хлебозаводов и Голливуда – и сразу станет ясно, что люди больше ценят. Гамбургер в Америке стоит три доллара, а билет в кино – девять. Очень простая арифметика.

– По-твоему, мы, журналисты, больше развлекаем людей?

– Я тебе об этом и толкую.

– Многие журналисты будут не согласны с тобой. Они думают, что влияют на процессы, что их слово может изменить мир. Ну ладно, не мир целиком, а какую-то ситуацию. Они думают, что в какой-то степени вершат судьбы людей. Короче, они считают, что журналистика – это четвертая власть.

– Пусть думают. А я останусь при своем мнении: журналист должен развлечь читателя. Кому-то это покажется шуткой. Но даже если и так, то в каждой шутке, как известно, есть доля шутки. В чебуреках, скажу я тебе, главное – это бульон (в этот момент Свинаренко действительно кусает горячий чебурек, из которого льется аппетитный бульон. – «РГ» ).

Впервые эту формулировку, что главное в нашем деле – развлечь людей, я, кажется, услышал от Васи (главный редактор «Коммерсанта» Андрей Васильев. – «РГ» ), к которому поступил на работу еще при советской власти, в 90-м году. Он попросил меня написать заметку. Срочно. Я написал. Заметка получилась такая советская – большая проблема там была поднята. Он посмотрел и говорит: «Да-а, б…! Но мне надо из этого сделать заметку!» Я говорю: «В смысле? Вот же готовый текст, 300 строк». Тут он садится за компьютер и начинает переделывать. На моих глазах тогда проходила конвертация советской заметки в другую – не антисоветскую, а такую, в которой вообще не важно, есть советская власть или нет, есть ли справедливость, нужна ли она вообще. Эти вопросы вообще не ставились.

Я сидел рядом и смотрел, как Вася из 300 советских строк делает 40 строк буржуазных. Это как из 12 вольт 220 сделать! Это была работа переводчика с советского языка на буржуазный. Например, было написано что-то вроде «вместе с тем надо отметить, что тут есть и отдельные недостатки – в частности, недостаточное финансирование ряда важнейших объектов», а стало – «проект остановился: кончились деньги». Я сравнивал эти две фразы и понимал – какой же я был мудак, что сразу не написал эту фразу по-русски.