Игорь Свинаренко - Беседы с Vеликими

– Да, по легенде, я брал самые большие и дорогие яхты, летал на частных самолетах с телевизорами и кроватями и так далее, но это ко мне не имеет отношения. Мне приписывали виллу на Cape d’Antibes, которая раньше принадлежала Сальвадору Дали, – так это неправда.

– И что якобы туда пачками вывозились лучшие проститутки Москвы – это тоже не соответствует действительности?

– Я вообще не знаю, что такое проститутки. Моя жена не проститутка. И до жены девушки не были проститутками. Я не такой.

– Ты просто экономил, проститутки же дорогие.

– Про этих проституток, про яхты, острова и вулканы, про шампанское и омаров рассказывают завистники. Я деньги тратил на друзей. Покупал им квартиры, дачи, машины. Давал денег. Я, конечно, больше давал друзьям, чем они мне, – в плане духовности. Может, это друзья гуляли – на мои деньги, – а это приписывают мне.

– Еще тебе приписывают, что якобы ты с гостями раскачивал в воздухе частные самолеты.

– А, дискотека в воздухе? Она называлась «Перед смертью не натанцуешься» – вдруг самолет упадет, а парашютов нет, – это экстремальная дискотека. Смешная легенда. По слухам, мы тогда взяли нормальный самолет, как положено – 5-й Gulfstream…

– Говорят еще, что ты снимал целый этаж в Meurice – или это был Crillon?

– Я слышал про Bristol. Что якобы я там гулял. Мне приписывается, что я жил там два года, с друзьями, и снимал не этаж, а даже больше – два этажа. Иногда в одном из моих номеров жил де Ниро. Согласно легенде. Говорят, и Берлускони пытался жить в моем номере, но я его не пускал. А все халаты и полотенца там были с моими вензелями – мне тоже про это рассказывали. Я могу подтвердить только один свой заезд в Bristol – это было в 1997-м, я выпустил альбом и прилетел в Париж это дело отметить. Но я там не гулял никогда. Я просто жил там. Номер я тогда снял сильный. Я был настолько крутой, что антикварщики мне приносили Ван Гога, Пикассо, Ренуара, какие-то уникальные гобелены – купите! Я говорю – картины повесьте, гобелены постелите, я должен к ним привыкнуть. У меня висели подлинники, которые стоили огромное количество денег. Это не понаслышке, остались еще живые свидетели, могут подтвердить. Но это было мне неинтересно… Мы там устраивали советские вечера.

– Это как? Советские – в Париже? Париж, слава Богу, никогда не был советским…

– Щас расскажу, это прикольно! Номер был двухэтажный, а в нем лестница как в подъезде. И вот мы сидим на подоконнике, там не было нашего портвейна «Три семерки», так приходилось брать 30-летний Porto, пьем, закусываем яблочком и под гитару поем дворовую песню «Иволга поет в твоем окне». Мы с Гриней, значит, пьем портвейн, а Янковский [Игорь] врубился, привязал красную салфетку на рукав, типа он дружинник и гонит нас из подъезда. Это реальная история из жизни! А вот еще такая. Помню, в Лас-Вегасе едем с ребятами в лифте, и тут заходит Паваротти. Мы жили на 12-м этаже. Я тихо говорю: «Если он выйдет хоть на этаж ниже нас – не мой уровень». И он выходит на одиннадцатом! «Не мой уровень!» И такой хохот сразу, а он не понимает, в чем дело.

– Так твоя фраза «Не мой уровень» – отсюда пошла?

– Нет, она уже была… Я тогда понял, что лучше всех в мире разбираюсь в одежде. Вкус-то есть. И сделал свой магазин рядом с Kiton и Berluti, назвал его August. Я стал производить одежду. У меня даже шмотки какие-то остались. Но это не пошло потому, что брэнд надо было раскручивать, много денег вкладывать и так далее. Но лет восемь я этот магазин держал… Вот видишь, у меня костюмы Kiton висят – я покупал по 400 долларов, а сейчас такой костюм стоит 6 тысяч – 8 тысяч евро. Я, как всегда, опередил время.

– Костюм за 8 тысяч евро – это чистая разводка. И ты повелся. Ну что там – тряпка, нитки…

– По большому счету – да! За брэнд платишь…

– Вова! А чего ты хотел добиться в жизни, к чему ты вообще стремился?

– Не знаю, к чему…

– Все-таки ты должен мне сказать, какую ты ставил перед собой задачу в жизни. По максимуму.

– В зависимости от времени задачи были разные. Сначала – деньги. Потом – прописка московская, чтоб остаться в Москве и не потерять жену – Наташа была тогда беременная… Не было ни копейки денег, папа к тому времени уже умер (как дочка родилась в 85-м, так он и умер, не увидев ее). Но я договорился с зампредом Бауманского исполкома – и нам выделили трехкомнатную квартиру в Конькове (точнее, сначала комнату в коммуналке, которая постепенно выросла до квартиры). Ну и так далее. Я считал себя самым умным в мире. Оказалось, что это не так; я вошел всего лишь в тыщу самых умных. Надо стремиться к самому большему, а там – что получится.

– Папа не увидел твоего полета, не узнал, каким ты был на подъеме.

– И дочку не увидел; дочка – это тоже подъем. Она талантливая девочка была очень.

– Надя была очень хороша.

– Красивая, да. Честная, красивая, умная, талантливая (получила первую премию литературную в 13 лет), нежадная – я смотрел на нее и понимал, видел, что у нее от меня, что – от Наташи.

– Я помню, как она заходила к тебе в кабинет, при мне – и я застывал с открытым ртом.

– Она всегда стеснялась – сидела в приемной, ждала.

Он оглядывается вокруг:

– Вот – мы с Надей жили в этом доме… Когда она погибла, многие говорили – роди себе еще детей. Я на это очень сильно напрягался: ну как можно такое говорить? Мне мама, у нее было трое детей, объясняла: «Почему рожают много детей? Чтоб родился хоть один ребенок хороший, а не для того, чтоб было много. А у тебя с первого раза получилось!» И моя дочка хорошо писала – а то в кого же она?

– И вот сегодня в итоге, в промежуточном итоге – в полтинник еще рано подбивать окончательные бабки, что?

– В итоге я живу в Париже, один, без друзей, без родственников.

Мы вспоминаем о забавной игре слов. Запорожье на украинском пишется «Запорiжжя». А теперь Вова живет в «Запарижье», в дорогом пригороде Парижа. Как будто никуда и не уезжал и не было этих 50 лет – просто в адресе изменилась пара букв…

– Ну, многие бы мечтали свалить от надоевших людей и жить под Парижем… В своем домике. (Может, это и есть русская мечта – не зря же ее озвучивал такой сугубо народный персонаж, как Леня Голубков, и пипл же хавал.)

– У меня, как известно, была кличка Вечный Студент, и надо мной шутили: «Тебе бы еще Сорбонну закончить».

– Не закончить, а скорей поучиться.

– Поучиться, да… Диплома же у меня нет никакого. Но в Сорбонне я учиться не стал: как-то неловко ездить на занятия с водителем и охраной.

– Тем более забастовки у вас тут – вон вчера международные рейсы были отменены и метро, кажется, закрылось.