Игорь Зудов - Жизнь и смерть как личный опыт. Реанимация. Исповедь человека, победившего приговор врачей

Но воздаем ли должное тем, кто выхаживает пациентов после операций? Много ли слышим и произносим благодарных слов в адрес тех, кто выполняет поистине грязную работу по уходу за тяжело больными? Легко ли перестелить постель девяностокилограммовому человеку, если он или она не в состоянии даже перевернуться на бок? А ведь бывают пациенты и потяжелее. Между тем медсестры это делают виртуозно и притом ежедневно, а в случае необходимости – по несколько раз в день.

Да, они не ангелы. Много, слишком много среди них таких, о которых я рассказывал раньше. Но встречаются и подлинные профессионалы, преданные делу, несмотря на низкую зарплату, на трудную, часто неблагодарную работу. Именно им многие больные, в том числе и я, обязаны своим выздоровлением. Если с пациентом случается что-либо серьезное, они немедленно оказывают квалифицированную помощь. За 23 дня, проведенных мною в реанимации, я наблюдал лишь редкие случаи, когда медсестры вызывали врачей на подмогу, да и то в основном для подтверждения правильности своих действий.

Главный мой совет возможным пациентам – устанавливайте контакт с медсестрами. Сестрами милосердия называли их раньше. Вот и пытайтесь достучаться до того доброго, что есть в каждом человеке. Даже беспомощные попытки повернуться самому при смене белья, благодарность, выраженная взглядом или прикосновением к руке медсестры, вызывала ответную реакцию и стремление облегчить страдания больного. А насколько это важно, видно из следующего примера.

В стремлении поддержать мои силы лечащий врач начинала рабочий день с организации искусственного питания. Пища вводилась мне через трубку прямо в желудок. Питанием служила жидкая смесь, включающая фрагменты кукурузы, которую полагалось вводить в течение светового дня, поскольку скорость поступления была чрезвычайно мала. То ли из-за присутствия кукурузы, то ли по каким-то другим причинам, но уже через два-три часа после начала процедуры у меня начинался сильный кашель и питание приходилось прекращать.

Нужно ли говорить, как изматывали меня эти приступы, когда даже трубка для дыхания выскакивала из своего гнезда, и сестрам приходилось ставить ее на место. Как только кашель проходил, питание вновь возобновлялось – до тех пор, пока... лечащий врач находилась в отделении.

Но стоило ей надолго исчезнуть, и по моей просьбе питание сразу же отключали. По мнению практически всех наблюдавших меня сестер, польза от него и последующие осложнения были несопоставимы. Ведь они-то, в отличие от врачей, возились со мной круглые сутки. И если кто-то из медсестер в редких случаях все-таки не отключал питание до вечера, бессонная ночь, сопровождаемая мучениями, была гарантирована.

Как правило, квалификация медсестер в реанимации очень высока. Установить одну-две капельницы, а в моем случае и все четыре, – для них обычное дело. Но на пути обретения ценных навыков случались и трагические ситуации.

Уже идя на поправку, я стал свидетелем неудачного обучения. Молоденькая стажерка, пытаясь поставить капельницу моему довольно молодому соседу, вместо вены попала ему в артерию. Наблюдавший за практиканткой врач сразу заметил это, поскольку шприц буквально выталкивался напором крови, и прекратил проведение процедуры. Но, видимо, артерия была повреждена довольно сильно, а кровотечение не сумели остановить надлежащим образом.

Дело происходило поздним вечером, сосед мой был пациентом беспокойным. То он требовал, чтобы ему разрешили встать с постели, то собирался прогуляться по палате, хотя в реанимации это запрещено, то спорил с медсестрами. Поэтому на его стоны и призывы о помощи те реагировали через раз. Как назло, ближе к ночи обнаружилась какая-то ошибка в выдаче лекарств строгой отчетности, и все сестры были заняты проверкой записей в журналах учета выдачи медикаментов.

Я видел, как под кроватью соседа медленно, но неуклонно увеличивалась кровавая лужица, но на мою поднятую руку – а только так я мог обратить на себя внимание, – в этот раз тоже никто не реагировал.

В результате нелепого стечения целого ряда обстоятельств все завершилось трагически. К утру сорокадевятилетнего, сравнительно здорового человека не стало.

До сих пор испытываю угрызения совести за случившееся, хотя в тех условиях сделал все, что мог. Уверен, будь рядом близкий человек, подобной трагедии не произошло бы. К сожалению, случай этот, как, впрочем, и многие другие, не стал предметом серьезного разбора, никто не был наказан. Рядовое событие.

Такова плата за сохранение тюремного режима в отделениях реанимации, отмены которого общество, по моему мнению, должно настойчиво добиваться.

Жизнь тем временем шла своим чередом. Увозили одних больных, на их место привозили новых. Больничный конвейер работал без остановки. Первой ласточкой того, что дела мои пошли на поправку, стали вопросы о моем самочувствии заходивших в палату врачей. Раньше они были просто неуместны.

Одна из двух сестер, которым я очень благодарен за подлинное милосердие, Лена, предложила мне взглянуть на себя в зеркало. Мое отражение повергло меня в шок. Обросшее за две недели пергаментного цвета лицо скорее принадлежало покойнику, чем живому человеку. Как тут не вспомнить выражение «краше в гроб кладут».

Увидев мою подавленность после «смотрин», Лена подбодрила меня, сказав, что раньше, в период кризиса, даже им, привыкшим ко многому, было страшно смотреть на меня. Этот день консилиум отметил как переход из угрожающе-тяжелого состояния в просто тяжелое.

Вместе с возвращением к жизни стали острее проявляться неудобства моего положения. Попробуйте полежать на спине хотя бы в течение часа. Гарантирую, что здоровый человек больше не выдержит, захочет пошевелиться. А сутки, а неделю?

Повернуться на бок нельзя, не позволяла трубка для искусственного дыхания. Ноги поднять невозможно, иначе можно было сорвать катетеры для капельниц. Правой рукой не двинешь – на ней манжета для непрерывного измерения давления.

Поэтому ежедневная смена постельного белья воспринималась как праздник. Ведь можно было чуть-чуть подвигаться. Даже ежедневные перевязки, несмотря на болезненные ощущения, воспринимались как благо. Целых 10–15 минут можно было провести в сидячем положении.

Из таких «радостей» складывалась больничная жизнь, и я медленно, но верно пошел на поправку.

Но, видимо, судьба не исчерпала всех препятствий на моем пути к выздоровлению. В один из обычных дней к нам в палату положили двух спортсменов, которые готовились к ответственным соревнованиям. Времени на обычное лечение травм не хватало, поэтому использовали довольно экстремальный способ – в течение нескольких часов они лежали на толстой пластине льда, и он таял от тепла человеческого тела.