Лев Данилкин - Нумерация с хвоста. Путеводитель по русской литературе

Дата «2008» за несколько лет до наступления успела приобрести отчетливо апокалиптический оттенок, едва ли не аналогичный «666»; литература это зафиксировала.

В этот год, теоретически, могла закончиться «путинская эпоха» и – если «этот человек, похожий на шахматного офицера, вырезанного из слоновой кости», и в самом деле был личным «гарантом стабильности» – начаться новая Смута: вспышка насилия на Кавказе, теракты с захватами заложников, открытая война «силовиков» с «либералами», левых с неонацистами… Апокалиптический сценарий был реализован в романе Сергея Доренко «2008»: «кровавый коррупционный режим» впадает в маразм, Путин поглощен китайскими гадательными практиками, чеченцы захватывают Обнинскую АЭС, Ходорковский и Лимонов занимают Кремль, а писатель Шурыгин с крыши «Детского мира» врывается на Лубянку. У писателя Брэйна Дауна (псевдоним Быкова) в романе «Код Онегина» несколько организаций охотились за таинственной рукописью, десятой главой «Онегина»: там было зашифровано предсказание о 2008 годе, когда явится некто (названо Имя), которому удастся разрушить сеть тайной полиции, уже несколько веков опутывающую Россию.

Профитеческий потенциал литературы оказался не слишком велик. Ходорковскому удалось разве что дать интервью писателю Акунину, у Лимонова суд отобрал все имущество, оставив ему лампу и печатную машинку, Шурыгин ведет передачу на далеко не оппозиционной радиостанции, генеральным директором которой как раз в 2008 году стал… ну да, Доренко.

2008-й был для отечественной литературы тучным годом; сто цветов расцвели и благоухали словно по расписанию, а широта линейки жанров и направлений удовлетворила бы и самого ретивого начетчика: сильные рецидивы старозаветного реализма («добротные романы»), фантасмагории, сатирические антиутопии, сюрреалистические видения, травелоги и пикарески, виньетки и арабески, образчики магического реализма; поэма в прозе – и то была, «Белый тигр» Ильи Бояшова. Подтвердилось, что в 2005-м в литературе таки произошел «Биг Бэнг», описанный нами в книге «Парфянская стрела», – и он продолжается: о рецессии или тем более схлопывании речи нет, уже неплохо. Писателей было много, и они не халтурили: копировали действительность, искажали ее, лакировали, корректировали, подвергали сомнению и демонстративно игнорировали; «энергийное действо» чувствовалось.

Чего в 2008-м не было, так это главного События, Big Thing, текста, относительно которого можно поклясться, что его не затрет льдом времени, что сто лет пройдет – а на него все равно можно будет смотреть как на только что нарисованную картину, и краска не облупится, а будет пламенеть пуще прежнего (как на «Учебник рисования», на «Норму», на «Мифогенную любовь каст», на «Чапаева и Пустоту», на «Взятие Измаила», на «Матисса», по разным причинам). Самой яркой вспышкой года была, пожалуй, «Аномалия Камлаева» Сергея Самсонова; ниже мы попробуем описать этот свет; но непохоже, чтобы оный резанул глаза всем или даже многим; так что с разговором касательно перспектив этого романа в 2108-м лучше повременить.

Чего было много, так это чрезвычайно плотных, «густых», текстов – мильштейновский «Серпантин», шаровские «Будьте как дети», «Ведогони» Кунгурцевой, «Журавли и карлики» Юзефовича. Много текстов свежих, издающих ни с чем не перепутываемый запах новой вещи – как «Дневник городского партизана» Алексея Цветкова, как «Фавн на берегу Томи» Буркина, как «Юбка» Нестерова. Они задавали всем остальным планку; условно говоря, «The Телки» имели шанс попасть в первую сотню, но аморфная грязепись не была средним уровнем; средний уровень был повыше.

При очевидном методологическом разнообразии литература оставалась достаточно однородной. Возможно, это связано с тем, что самые заметные тексты были сделаны 30—40-летними авторами, по естественным, поколенческим причинам имеющими между собой много общего: Рубанов, Прилепин, Иличевский, Садулаев, Бояшов, Мильштейн, Быков, Чижов, Минаев, Липскеров, Сенчин, Некрасова, Стогов. Разумеется, были и исключения, странные выходки – Буркин, Самсонов, Журавлев, но в целом скорее видно, что кости сварены в одной кастрюле. Пожалуй, мэйнстрим на 2008 год – это недопропеченный (потому что прозорливый автор стремится поскорее обнародовать открывшуюся ему коллизию) психологический роман про «здесь и сейчас», с узнаваемым героем-нашего-времени, с острыми журналистскими наблюдениями, с каким-никаким «поворотом винта». Если бы нужно было выбрать текст, по которому потом, как по Розеттскому камню, можно было бы восстановить, что это была за эпоха, чем занималась литература в 2008 году, экземпляр-образец – пожалуй, как быковские «Списанные». Да, «Списанные»: анекдотически усредненный текст; слабее сенчинского «Льда под ногами», сильнее «Телок».

Так случилось, что ровно к 2008-му подоспел русский перевод важной книги Криса Андерсона «Длинный хвост», в которой описан новый способ распространения культурных продуктов (в том числе книг), сложившийся к середине нулевых годов. Идея автора, очень влиятельного американского журналиста, состоит в том, что если раньше выгодно было продавать только хиты, а торговля разного рода «странными» товарами – нишевыми продуктами – была убыточной, то теперь деньги можно зарабатывать не только на хитах, но и на том, что ранее считалось в коммерческом смысле безнадежным. Нишевых продуктов – мало кому интересных книг, фильмов, музыкальных альбомов – в сотни тысяч, а то и в миллион раз больше, чем хитов. Но если раньше в какой-то момент – когда убытки от хранения их на полке становились очевидными – их просто выкидывали с витрин, то теперь, в эпоху интернет-магазинов, место на виртуальной полке не стоит ничего – и очень невеликие, но все же продажи странных продуктов в совокупности складываются в очень внушительные цифры. Эти нишевые продукты, количество которых увеличивается с фантастической скоростью в силу упрощения и удешевления производства, составляют так называемый «длинный хвост» – который бесконечен (равно как и спрос на него). Соответственно, предрекает Андерсон, будущее – не за хитами, а за нишевыми продуктами. Выживет та культура, которая не ставит только на бестселлеры, а у которой есть «длинный хвост»; время, когда можно было жить за счет нескольких бестселлеров, игнорируя «нишевые» продукты, проходит. Культура, которая тоже в каком-то смысле рынок, быстрее прочих среагировала на изменение экономической конъюнктуры. Мы движемся не к абсолютной унификации, как предсказывали многие пророки, а, наоборот, к феноменальному разнообразию. Эра массовой культуры, культуры блокбастеров, медленно, но теперь уже неизбежно заканчивается; мы вступаем в мир параллельных друг другу, «нишевых» микрокультур. Из культуры дефицита мы попадаем в культуру изобилия.