Журнал Современник - Наш Современник 2006 #1

Сборник открывается документом, заголовок которого составлен редакцией и звучит грозно: “Н. К. Крупская — И. В. Сталину о росте шовинизма среди школьников”. Ничего себе новость — весной 1938 года в СССР рос школьный шовинизм! Оказывается, всё не так страшно. В небольшом личном письме Крупская сетует (учитывая ее тогдашнее болезненное состояние, с чужих слов), что “среди ребят появилось ругательное слово “жид”. Где, у скольких “ребят” — ни слова, хотя в конце фразы есть заверение, что это, дескать, “отдельные случаи”. При чем же тут “ государственныйантисемитизм”?

Увы, примеров подобного несоответствия текстов документов с заглавиями в сборнике превеликое множество. Вот документ о “засорении” аппарата Наркомздрава СССР: приводятся шесть имен недобросовестных работников, трое из них евреи, но увольняют всех за профнепригодность, национальный вопрос в документе вообще никак не затронут. Зачем сей текст в сборнике об “антисемитизме”?

Последний пример — известная записка А. Фадеева, А. Суркова и К. Симонова от 24 марта 1953 года (после кончины Сталина), направленная тогдашнему секретарю ЦК КПСС Н. Хрущеву о положении дел в Союзе писателей. Документу предпослан устрашающий заголовок — “О проведении антисемитской чистки”. Не слабо, однако речь там идет несколько об ином. В записке приведено семь имен московских писателей, национальность не названа, однако некоторые фамилии указывают на их еврейское происхождение. Каковы же претензии к ним со стороны руководителей Союза? Они относятся к сфере сугубо творческой. Например, один из них “был принят в Союз писателей в 1934 году на основании одной пьесы, написанной для цыганского театра. После этого не написал ни одного художественного произведения”. Другая “принята в Союз писателей в 1935 году, будучи автором нескольких стихотворений для детей, опубликованных в еврейских журналах. С тех пор ее произведения нигде не публиковались”. Как видно, для этих лиц членство в Союзе, которое давало определенные материальные блага, особенно в военное и голодное послевоенное время, было способом жизнеустройства — и не более того.

Далее в той же записке приводятся следующие цифры: в Московском отделении Союза насчитывалось 1102 члена, из них 329 евреев, то есть 29,8% от общего числа. В предисловии и в примечаниях Г. В. Костырченко оценки этому факту не дает, он и его коллеги, видимо, полагают, что треть евреев-писателей в Москве — дело вполне естественное и обсуждению не подлежит.

Уже приходилось отзываться на глубокие работы Юрия Жукова, посвященные “сталинской контрреволюции” середины тридцатых годов. Его новая монография “Тайны власти” продолжает исследования автора в отношении политики сталинского руководства сороковых и начала пятидесятых годов (нельзя не посетовать тут на журналистский стиль заголовка солидной работы). Однако монография содержит исключительно интересный материал, почерпнутый из архива ЦК КПСС, что позволило Ю. Жукову сделать важные обобщения, расширяющие наше представление о той во многом закрытой эпохе.

Впервые обстоятельно освещена в монографии подготовка знаменитой денежной реформы 1947 года. Работа велась очень тщательная. Еще 27 мая особая Комиссия по денежной реформе подготовила документы, которые потом были подписаны Сталиным и Ждановым. Автор делает вывод: “Для всех без исключения жителей страны постановление означало вполне реальное улучшение положения”, граждане с радостью восприняли отмену карточек, а также разного рода “лимитных” магазинов, торговавших по “свободным”, то есть невероятно завышенным ценам. При этом Ю. Жуков не забывает дополнить, что эти блага касались в основном городского населения, колхозники по-прежнему подвергались тяжелым поборам, которые почти что ничем не возмещались.

В монографии Жукова внутренняя политика руководства СССР увязывается неразрывно с внешней политикой, что нечасто присутствует у нас в историографических работах. Итоги порой получаются впечатляющие, вот лишь один пример — разрыв в 1948 году отношений с Югославией. До сих пор осталась старая, еще с хрущевских времен, оценка тех событий в пользу Тито и с осуждением Сталина. Из документов выясняется нечто новое. Расхождения шли с двух сторон, но обострил их Тито. Проект своего ответа он вынес на обсуждение пленума ЦК КПЮ, состоявшегося 12 апреля. Тот же (пленум. — С. С.) не только полностью поддержал своего лидера, но и пошел гораздо дальше — обвинил двух членов ЦК в… шпионаже в пользу Москвы. Вопрос усугубили Ранкович и Тито, заявившие в прениях, что СССР, мол, давно уже создал в Югославии всеохватывающую разведывательную сеть. Ясно, что за этим последовало.

Обращают на себя внимание разделы монографии, посвященные борьбе за власть после кончины Сталина. Автор насчитывает три борющихся центра — во главе с Маленковым, Хрущевым и Берия. Прослеживается эта острая политическая борьба по документам, впервые извлеченным их архивов (до сей поры сюжет излагался в основном по сплетням или сомнительным “воспоминаниям”).

Огорчает, однако, что автор очень содержательной работы обошел некоторые острейшие идеологические проблемы той острой и закрытой в отношении гласности эпохи. Нет, к примеру, тогдашних взаимоотношений Советского государства с Православной церковью, хотя тут можно бы рассказать немало интересного, особенно в свете новейших архивных разысканий. Бегло, порой по старым схемам, рассказано о важных переменах той поры в сфере культуры и искусства. Очень сложный вопрос о пресловутой “борьбе с космополитизмом” также подается бегло и упрощенно, хотя это явление было весьма противоречивым.

К сожалению, далеко не все современные историографы, даже находящиеся в благоприятных условиях столицы, пользуются ныне открывшимися архивными богатствами для построения обобщающих выводов и заключений. К 60-летию Победы был издан в Москве сборник статей под обязывающим заголовком: “Россия в XX веке. Война 1941-1945 годов. Современные подходы”. Во многих работах там оказалось мало этих обещанных “подходов”, как в смысле новых научных подходов к важнейшим обстоятельствам войны, так и бедновато с вовлечением вновь открытых исторических фактов и материалов.

Такова прежде всего статья с газетным заголовком: “Горькое чувство истории: за ошибки власти расплачивается народ”. Читателя пытаются оглушить уже с первой страницы: “Правившая СССР Коммунистическая партия превратила на долгие годы Красную армию, ради создания которой народ ничего не щадил, вплоть до жизней, в палача и жертву”. Такого даже по пресловутым “радиоголосам” не вещалось! Палачами народа российского в годы гражданской войны и после нее, в первое десятилетие советской власти, были отнюдь не красноармейцы и их командиры, а чекисты и чоновцы, руководимые комиссарами вполне определенного окраса. О социальной сути Коммунистической партии ныне всё известно, однако позволительно спросить исходя хотя бы из “чувства истории” — о каком времени идет речь? О двадцатых годах или конце тридцатых, или, может быть, о временах Отечественной войны, когда члены этой партии, и не только рядовые, во множестве гибли на фронтах?