Журнал Современник - Наш Современник 2006 #1

Сбежав с гор амфитеатром, Ялта все не хотела кончаться: белые дома ее поселков-спутников — Ливадии, Стройгородка, Гаспры, Кореиза, — как кусковой сахар, просыпавшийся из дырявого мешка, тянулись внизу по изгибу берега. Крыши домов были в снегу, но окружала их сочная, бьющая в глаза зелень неувядающей колючей крымской травы, кипарисов, итальянских сосен с длиннющими иглами и терпко пахнущих можжевеловых кустов. Мелькали розовые щупальца земляничного дерева, сохранившегося с доледникового периода, с эдемских времен, — оно сбрасывало кору, как змея кожу, за что его в Крыму метко прозвали “бесстыдницей”. Казалось противоестественным, что этот самый удивительный в мире маршрут, зависший между небом и морем, носит скучный номер “26” и служит для банальной перевозки людей из пункта А в пункт Б.

Алексей и Наташа тряслись на заднем сиденье. Звонарев купил билеты до конечной остановки, Симеиза. Он уже рассказал ей обо всем, что с ним случилось, избегая, как всегда, темы шпионов в Политбюро и руководстве КГБ. Она молчала, задумавшись.

— Что же теперь делать? — наконец спросила она.

— Не знаю, — честно признался Звонарев. — Уверения моего друга, что все “рассосется”, пока я скрываюсь в Ялте, оказались напрасными. Теперь вся надежда на Черепанова. Но это лишь при том условии, что он сам не связан с Немировским.

— Я не об этом, — сказала Наташа. — Как найти людей, которые довели папу до гибели?

Звонареву стало стыдно. Он-то, получается, больше о своей шкуре думает, а у человека погиб отец, ей хочется знать правду…

— Остается надеяться на того же Черепанова, — смущенно ответил он. — Или на коллег вашего отца из разведки.

Автобус въехал в узкие, кривые, ныряющие то вниз, то вверх улочки Алупки. Водители, однако, двигались здесь с удивительной непринужденностью, разгоняясь на спусках, несмотря на гололед, и уворачиваясь от встречного транспорта чуть не за миг до столкновения. Пассажиры из местных, судя по всему, относились к этому вполне равнодушно.

— А скажите, Наташа, — спросил Алексей, — не оставлял ли ваш отец какой-нибудь записки?

Девушка искоса глянула на него и отвернулась к окну.

— Извините, если я слишком назойлив, — сказал Звонарев.

— Да нет, это вы извините, — отозвалась Наташа. — Вы ведь оказались в таком же положении, как и мы, и имеете право знать. Никакой записки не было. Но есть письмо в запечатанном конверте, которое папа дал мне еще в пятницу и попросил, если с ним что-то случится, опустить в почтовый ящик.

— Вы это сделали?

— Нет. С тех пор как я вошла в квартиру в тот страшный вечер, я никогда не выходила на улицу одна. Здесь, в военном санатории, есть почтовый ящик, но я боюсь, что его оттуда вынут те, кто за нами следит.

— Так оно сейчас у вас?

— Да.

— Автостанция! — объявила кондуктор. — Воронцовский дворец!

Автобус остановился, большинство пассажиров вышли. “Воронцовский дворец — 400 метров”, — гласило объявление на остановке, но самого дворца не было видно, как, впрочем, не видел его Звонарев из других мест Алупки, мимо которых они проезжали. Похоже, потому и выбрал Воронцов это место, что дворец и обширный парк вокруг него были надежно укрыты от взглядов зевак внизу, под защитой скал.

— Я думаю, вы с мамой находитесь в большой опасности, — тихо сказал Алексей. — А кому адресовано это письмо?

— Какому-то Васильеву Леониду Андреевичу, в Москву, главпочтамт, до востребования.

— Может, где-нибудь здесь его и опустить? Представится ли другая возможность?

— Я уже думала.

Сразу за городской чертой мрачноватой Алупки начинались санатории курортного городка Симеиза. За кольцевой развязкой шоссе плавно перешло в главную улицу, которая пролегала здесь ниже жилых кварталов. Над дорогой нависли старинные дома, не выше двух этажей, по-крымски причудливые, облепленные сверху донизу верандами и верандочками. По обледенелым, почти отвесным улочкам катались, сидя на собственных портфелях, мальчишки — видимо, санок у них, южан, не водилось. Через дорогу шла из бани раскрасневшаяся старуха, с головой, обвязанной полотенцем, в одном халате и тапочках, которая погрозила кулаком водителю “двадцать шестого”.

У белой автостанции с широкой верандой и колоннами “пазик” остановился. Дальше он не шел. Круглая площадь перед автостанцией была пуста. Алексей и Наташа вышли из автобуса и огляделись. Все пассажиры разошлись, они стояли совершенно одни. Никто за ними не следил.

— Свобода! — сказал Звонарев.

Наташа улыбнулась ему. Они завернули за угол автостанции и пошли не торопясь по улице, по которой приехали. Называлась она неоригинально — Советская. Но ничего советского в ней не было. По таким вот приморским улицам, проложенным по горным террасам, катались, наверное, на извозчике Чехов и Бунин. Отовсюду, как ручьи, вливались в Советскую узенькие средневековые улочки с блестящими стертыми ступенями. На белом домике в колониальном стиле красовалась табличка: “Вiдделенiе св’язку” — первая надпись по-украински, увиденная Звонаревым в Крыму. Здесь же висел почтовый ящик с надписью “Пошта”. Алексей огляделся по сторонам и глазами указал Наташе на ящик. Она кивнула и полезла в задний карман вельветовых джинсов.

Увидев в руках девушки измятый конверт, Звонарев вдруг ощутил сомнение.

— А не стоит ли вам сначала прочитать письмо? Или сделать с него копию? — спросил он.

— Нет, — покачала головой она. — Папа запретил мне это. А я его никогда не обманывала.

— Ну что ж… — Он еще раз оглянулся по сторонам. Никого, кроме редких прохожих, идущих по своим делам, вокруг не было. — Опускайте.

Но Наташа, видимо, думала о том же, что и он, поэтому, поднеся конверт к щели ящика, она помедлила, как это делают на избирательных пунктах политические деятели, позирующие перед камерами. Потом, встряхнув головкой, все же решилась и бросила письмо. Они явственно услышали в тишине стук конверта о дно ящика — видимо, он был пуст.

Они постояли еще возле ящика, глядя на него, и пошли дальше. “Может быть, разгадка тайны полковника Трубачева была у нас в руках, а мы отправили ее на деревню дедушке, — думал Алексей. — Хотя… так ли уж нам нужно знать ее? Поживешь подольше, если будешь знать поменьше, как говорил полковник”.

Дорога пошла по краю обрыва, а внизу, слева, раскинулись запорошенные снегом симеизские парки и сосновые рощи. Над необычно прямой для Крыма улицей Ленина, уставленной изваяниями античных героев, как где-нибудь в Царском Селе, опускалась к морю гора Кошка. “Кошка” эта, как всякая прибрежная крымская гора, похожая на животное, пила соленую морскую воду. Но если, скажем, у горы Медведь нельзя было различить глаза, нос, уши и хвост, то у симеизской Кошки все это имелось.