Франсуаза Саган - От всей души

«В дружбе мне важно немногое, и очень важно. Для меня не имеет значения, что представляют из себя мои друзья, чем они занимаются, из какого социального слоя вышли. Знамениты ли они – это интересует меня в последнюю очередь. Я уважаю моих друзей. Но как бы это сказать, я не позволяю им девальвировать в моих глазах. Вот, например, про вас говорили, что вы бросали деньги на ветер и – очень часто – из-за лжедрузей. Возможно, это были и настоящие друзья, но я бы никогда так не поступила. Жаль, но денежные отношения превращаются в отношения с позиции силы. Мне очень по душе мысль, что дружба основана на бескорыстии. Если бы у моего друга возникли проблемы, я помогла бы ему, но боялась бы разладить наши отношения, привнести в них зависимость».

«А в общем-то, мне плевать на деньги. Они приходят и уходят, ну и пусть! Слава богу, у меня есть человек, который занимается моей бухгалтерией и всем прочим, но по-настоящему за все отвечаю я сама, и это тяжко! Мне так надоело заниматься счетами, налогами и тому подобным, для женщины – это утомительно, просто ужасно, но без этого не обойтись, значит, хочешь не хочешь, делай. Когда я говорю, что бросаю деньги на ветер, это не так, я всего лишь хочу сказать, что иногда не в силах устоять перед искушением. Например, когда я вижу прелестную вещицу, даже если она стоит бешеных денег и мне не по карману, я тут же забываю о цене денег, вхожу и покупаю ее. Эта квартира набита подобными вещицами, которые я вот так купила, хотя и не следовало бы… Я согласна с вами: не стоит лишний раз себя огорчать, неприятностей и так предостаточно в жизни. Плюс те, которые сама себе создаю, все из-за того самого чувства вины, от которого никак не могу отделаться».

«В общем, не стоит преувеличивать, вам, наверно, кажется, что меня что-то гнетет, но в целом я счастливый человек и стараюсь привить моим детям вкус к счастью, это – самое важное. Как и некоторые законы, некоторые правила поведения. Например, в последнее время я чувствовала, что мои отношения с сыном, которого я обожаю, стали тяжелыми, холодными, фальшивыми. И я решила покончить с этими неурядицами. Мы расстались, он пошел своей дорогой, я – своей, считаю, что это было необходимо и принесло пользу нам обоим. Я ненавижу ложные положения, неполноценную дружбу, измены в любви. Я люблю, чтобы все было четко и ясно, особенно в отношениях с детьми; так важно научить детей чувству взаимности. Есть мужчины, которым неведомо это чувство, я от таких бегу сломя голову: они слишком опасны. Не люблю, когда у меня в доме возникает напряженность. Знаете ли, нужно признать, что съемки очень утомляют. После работы безумно устаешь, так нужны покой, отдых, умиротворенность, одиночество; да, одиночество, которое я выбираю сама для себя, никогда не тяготит меня. Случается, я целыми часами, и днем и ночью, ничего не делаю, бездельничаю, глазею в окно, убиваю время. Листаю газеты, иногда читаю книги, но не слишком часто. Обожаю рассматривать старые журналы, давние фотографии, читать старые статьи. Это очень помогает развеяться».

«Если бы я не стала актрисой, не знаю, кем бы вообще стала. Может быть, антикваром. Я обожаю вещи, красивые вещи. Люблю мебель из ценного дерева, изысканный стиль, обожаю все старинное…»

«Политика? Иногда приходится участвовать в политической жизни. Например, помните закон об абортах, предложенный Симоной Вейль? Я подписала бумагу, признав, что сделала нелегальный аборт. Вы, кажется, тоже. Это – частное дело, но закон был очень важный. Но выступать за кого бы то ни было я не хочу, это – эксплуатация популярности, на мой взгляд, это нечистоплотно».

«Все же я считаю, что есть вещи, от которых нельзя оправиться до конца, например, смерть самых близких людей: она вечно преследует тебя. Но поговорим о другом, в жизни есть столько чудесного. Я рада, что вы согласны. Стоит хорошая погода, тепло, голубое небо, Париж так прекрасен… Какой бы я хотела видеть вашу статью? Не знаю, а что? Странная мысль, странный вопрос! Нет, я не хочу визировать интервью, я доверяю вам. Если вы настаиваете, я прочту текст, как вам будет угодно. Не люблю спорить с людьми. Ну, я бы хотела, чтобы статья немного походила на сказку, чтобы в ней было что-то жизнеутверждающее, вера в чудо, с которой легче жить, чтобы в ней было обещание счастья. Нечто такое, благодаря чему я просыпаюсь утром с верой в себя. Это глупо, да? Очень трудно выразить это человеку, которого не знаешь, которого видел всего несколько часов и который должен вообразить – без вранья – всю твою жизнь. Но я думаю, что это именно так».

На этом она закончила. Я могла бы последовать ее примеру. Если бы, перечитывая статью, не разгадала бы вдруг ее хитрость и не поняла причину этой якобы тайны, окружающей ее. До меня внезапно дошло, что я слишком долго объясняла, что она не такая и не этакая, а вот объяснила ли, какая она?

Например, я написала, что она не претенциозная – но я не знаю, скромная ли она. Что она не холодная – но я не знаю, страстная ли она натура. Что она не слабая – но я не знаю, сильная ли она. Нет, вряд ли Катрин Денев – сильная женщина, думаю, что она женщина хрупкая, отважная, но ей страшно, причем она больше боится себя самой, чем кого бы то ни было. Я почти не сомневаюсь, что невозможно быть на людях такой безмятежной, уравновешенной, такой холодновато доброжелательной, если в душе не живет страх. И если Катрин Денев сто раз повторила мне: «Я не такая, я не этакая», то это потому, что она не почувствовала в себе силы или желания сказать: «Я такая, я этакая». Возможно, и впрямь нужно обладать определенной долей невинности и наивности, а то и глупости, чтобы утверждать: «Я такая, я этакая». Возможно, и впрямь из-за кого-то или из-за чего-то Катрин Денев утратила это чувство невинности, потому и осмеливается говорить о себе лишь в вопросительно-отрицательной форме.

А между тем, кто, как не она, белокурая, красивая, ослепительная и соблазнительная, к тому же отзывчивая, никогда – «насколько известно» (а в Париже в этих кругах слухи распространяются быстро) – не делавшая никому зла, кто, как не она, любимая мужчинами, любящая своих детей, любимица публики, кто, как не Катрин Денев, казалось бы, должна безнаказанно утверждаться такою, какая она есть? Не знаю, но, может быть, и лучшее, и худшее в ее очаровании – тот матовый свет, временами возникающий в ее каштановых глазах, которые на мгновение становятся растерянными и выдают какой-то внутренний надлом в этом белокуром совершенстве.

Очень редко случается, чтобы История одарила одного из своих великих персонажей – сразу, с самого первого его появления на ее подмостках – всей властью, славой, тайной и популярностью, которые достаются героям позже. Наполеону после первого успеха при Директории пришлось отправиться в Египет, столкнуться там с тяготами экзотического рода и лишь потом возобновить свое восхождение на трон и к Империи. Если говорить о королях, им, как правило, приходилось дожидаться смерти матери или падения регента, чтобы стать всемогущими. Де Голль три года просидел в Лондоне; Гитлер провел несколько месяцев в тюрьме после своей первой Мюнхенской истерики (я уж не говорю о необузданных калифах на час – полковниках из Латинской Америки, – которых и по именам-то не успевают запомнить, впрочем, их имена никоим образом не смогут повлиять на судьбы мира).