Александр Проханов - Симфония «Пятой Империи»

Для многострадального народа, потерявшего великую Родину СССР, сбережения, вклады, социальные гарантии, для людей, обманутых ваучером, залоговыми аукционами, для жертв «олигархизма», обреченных на нищету и бесправие, – Чубайс виновник всего. Он – огромная желтоволосая кукла, вывешенная напоказ, которую принято бить и пинать по всякому поводу. Кажется, этим обстоятельством довольны многие из тех, кто в пору правления Чубайса участвовал вместе с ним в трансформации коммунистического в капиталистическое. Но о них забыли, они спрятались за Чубайса. Сами исподтишка способствуют его демонизации. Помните ельцинское: «Во всем виноват Чубайс»? Не Ельцин главный разрушитель. Не Черномырдин, газовик-миллиардер, в правительстве которого работал Чубайс. Не Лужков, вечный обвинитель Чубайса, являющийся вместе с Батуриной мультимиллиардером. Создается впечатление, что «элиты», ответственные за разрушение страны, сваливают ответственность на Чубайса, который терпеливо и стоически носит жупел Вселенского Зла, не в силах ему противодействовать. Ведь именно против Чубайса был направлен недавний террористический акт. О его погибели молятся в храмах. О его устранении мечтают политики и экономисты. Чудится, что предпринятое строительство Бурейской ГЭС – это отчаянная попытка Чубайса переломить представление о себе, изменить репутацию, обнаружить перед обществом свой положительный, созидательный образ.

По-видимому, мучительная ситуация Чубайса усугубляется тем, что еще недавно РАО ЕЭС было неформальным экономическим, политическим и интеллектуальным центром страны. Люди РАО ЕЭС через «Союз правых сил» претендовали на политическое влияние. Чубайс и Гайдар, носители экономических концепций, формировали экономический курс страны. Связи Чубайса с Америкой обеспечивали ему неформальную поддержку извне. Гигантские ресурсы РАО ЕС облегчали предвыборную борьбу, лоббирование депутатов и чиновников, создание в лице Чубайса образа несокрушимого «рыцаря либерализма».

Однако теперь РАО ЕЭС как центр влияния уходит на периферию. Этот центр переместился в Газпром. Там – центр путинизма. Там – сумасшедшие деньги, геополитика, концепция государственности. Это ускользающее влияние, чреватое увольнением с должности председателя корпорации, не может не заботить Чубайса. Кем он будет в случае увольнения? Обычным бизнесменом с репутацией всероссийского демона? Впрочем, это не более чем домысел, который невозможно проверить.

Находясь на станции, восхищаясь машинами, беседуя с инженерами и рабочими, я воображал себе мою встречу с Чубайсом. О чем бы я его спросил, оставив в стороне полемику о коммунизме, о президентских выборах 1996 года, о доли его ответственности в катастрофике последних лет?

Я спросил бы: неужели его удовлетворяет гниение великой страны, исчезание великого народа? Неужели не мучит, что беззастенчивые жулики и воры вывозят из России миллиарды, обрекая на смерть безденежную экономику? Неужели не считает тотальную коррупцию источником нынешней и будущей катастрофы? Неужели его не страшит, что экономическое пространство России растерзано на множество не связанных друг с другом кусков, что фактически и является распадом страны? Неужели он согласен с «экономикой трубы», делающей нас убогими и зависимыми, приговаривая остальную экономику и занятое в ней население к неминуемой смерти? Неужели разглагольствования о «гражданском обществе» и «правах человека» не выглядят кощунственными на фоне необратимого краха «русской цивилизации», русского народа и страны России? И если все это ранит его, не оставляет равнодушным, заставляет думать и действовать, – как, по его мнению, можно создать новый жизнеспособный «субъект», вокруг которого завязалась бы экономическая, политическая, духовная жизнь общества – вовлекла в себя творческие энергии народа, разблокировала «чакры» национальной энергии? Как способствовать созданию новой формы русской государственности на руинах прежней, разрушению которой он еще недавно способствовал?

Такая беседа кажется невозможной и фантастичной. Я несу в себе весь объем претензий, предъявляемых к Чубайсу огромной частью народа. Но ведь Бурейскую ГЭС, эту жемчужину современной русской экономки, вытянул из болота Чубайс. Это ему пришла асимметричная мысль привлечь на строительство деньги МПС, что потребовало от него мучительных переговоров с тогдашним министром Аксененко. Это он, Чубайс, настоятельно требовал загрузить заказами станции отечественные машиностроительные заводы, дав им «второе дыхание», ибо не купленные за рубежом, а заказанные на российских предприятиях турбины, генераторы, трансформаторы, опоры ЛЭП разбудили спящее машиностроение. Идея свободного труда, не за страх, а за деньги и за совесть, отказ от даровой рабсилы, томящейся в зонах ГУИНА, – эта идея Чубайса, часть его «либеральной философии». Разгром коррумпированных слоев, угнездившихся в РАО ЕЭС, уничтожение уголовных группировок оргпреступности, обслуживающих эти коррумпированные слои, – это часть корпоративной политики Чубайса. И, наконец, его тезис о «либеральной империи» – это вызывающая концепция государственного строительства, одна из немногих внятно заявленных в последнее время.

Для воссоздания государственности нужны умы, воля, таланты самых разных людей, из различных сословий и идеологических ниш. Это надсословный, надидеологический синтез, в котором мог бы найти себя такой энергичный и многоопытный человек, как Чубайс. Превратился же Савл в Павла. Язычник Владимир в князя Первокрестителя. Сталин, член ленинской интернациональной гвардии, в Вождя, разгромившего интернационал ради национальной Империи.

Обо всем этом я бы поговорил с Анатолием Чубайсом, наполненный впечатлениями стройки.

Станция великолепна в своей суровой инженерной красе. В ней – Дух и Машина. Овеществленное историческое Прошлое и бестелесное, не наступившее Будущее. Из синевы, пикируя над плотиной, падает перехватчик, пробивая воздушный пузырь. Расшвыривает лопнувший звук, взлетая серебряной молнией. Это воздушная армия прислала своего крылатого вестника, обеспечивая безопасность дальневосточных границ.

«Адмиралтейские верфи» – завод, окруженный дворцами и храмами. Сквозь башенные краны лучится игла Петропавловской. Над рубкой громадного, застывшего на стапелях танкера золотится яйцо Исаакиевского собора. Ручьи электросварки стекают в Финский залив. Завод угнездился на островах в устьях Невы и Фонтанки. С мостами с грифонами, львами, гранитными беседками соседствуют эллинги, листы и рулоны стали, коричневые туши «заложенных» кораблей, похожих на гигантских, выброшенных на берег китов. Цеха, конторы, подъездные пути, – то старинный ампир, почернелый, столетней давности кирпич, то современные пролеты, – сталь и бетон. И снова крохотный, почти петровских времен особнячок. Кажется, вот здесь ступал ботфорт царя. Здесь великий бомбардир отесывал шпангоут яхты «Святая Екатерина». Всаживал кованый гвоздь в борт фрегата «Полтава». Пил шампанское, когда плюхались в воду очередные скампавея, бот или прама. Отсюда в ветряную Балтику уходила эскадра русских весельных галер, окруживших шведский флот под Гангутом, превративших армаду шведов в смоляной пылающий факел. Битва при Гангуте – морская Полтава Петра.