Максим Калашников - Цунами 2010-х годов

90-е годы – несколько растянутый во времени аналог Гражданской войны и кроваво-голодных 1917–1922 годов. Но от эпидемий и голода нас спасло наследие Советского Союза. Высокая городская культура (водопровод, канализация, остатки советской профилактической медицины) уберегли новые «суверенные государства» Эсэнговии от пришествия брюшного тифа и прочих заразных болезней. Распродажа советских активов и торговля нефтью-газом (с освоенных в СССР месторождений) позволила закупать на Западе жратву и потребительские товары, что уберегло нас от голодухи.

Третья стадия – фаза отката, реакции, реставрации. Фаза, когда приходит Диктатор (Кромвель, Наполеон, Сталин) и начинает уничтожать пламенных революционеров, наводить порядок, восстанавливать народное хозяйство, армию, науку, культуру и т. д. В этой фазе новые господа жизни глушат «реактор потрясений», пользуются переделенной собственностью и желают одного – спокойствия и стабильности.

У нас эту фазу олицетворяет Путин. (В РФ – он, в иных «криминальных суверенитетах» – местные наполеончики.) При Путине возник достаточно мерзкий стабилизационный режим: какой-то карикатурный, гротескно-помпезный, доводящий стабильность до абсурдности и полицейщины. Руины СССР покрашены, задрапированы бело-сине-красными театральными тканями и картонными декорациями величия. Третья фаза – всегда диктатура и подавление несогласных.

Но теперь наступает четвертая стадия революции! Та, о которой не знал социолог Сорокин.

Дело в том, что три предыдущие мегареволюции (английская, французская и Октябрьская) проходили в обществах неиндустриальных. Или частично индустриальных. Большинство населения при них жило в деревнях, не завися ни от водопровода, ни от канализации, ни от централизованных систем электроснабжения и обогрева жилищ. В отличие от нас, обитателей в основном многоэтажных домов («машин для житья»), люди прошлых мегареволюции жили в основном в домах индивидуальных. Водичку они из колодцев брали, жилье отапливали дровами или угольком, до ветру ходили в будочки с выгребными ямами. Большинство людей, живя на селе, сами себя кормили. Тягловой силой выступали лошади – деревня не зависела от подвоза горюче-смазочных материалов, от поставок тракторов и комбайнов. Жизнь в большинстве городов в старой Англии, во Франции времен Наполеона и в Российской империи 1917 года мало отличалась от сельской. Те же индивидуальные дома, удобства во дворе, независимость от электростанций и водопровода.

А вот Великая Криминально-антисоветская революция 1990-х прошла в обществе высокоиндустриальном, где подавляющее большинство народу живет в городах: искусственно созданной среде. За время Советской власти мы стали обитателями больших многоквартирных домов, и наша жизнь зависит от бесперебойной работы систем жизнеобеспечения: все тех же электростанций и котельных, от водопровода и канализации. Нашим городам, зависящим от автотранспорта, нужен постоянный приток горючего, сделанного из нефти. Наше сельское хозяйство, дающее основу основ жизни – хлеб, создавалось как высокомеханизированное и индустриальное. Ему нужны постоянные поставки машин, ГСМ, химических удобрений. А поскольку сельское хозяйство в РФ (и на Украине) не может обеспечить свои «суверенные государства» полностью, нужна продажа за рубеж важного сырья – чтобы на вырученную валюту докупать продовольствие. Ничего подобного Кромвель, Наполеон и Сталин не знали. Перед ними таких проблем не было! Поэтому их революции имели три стадии, а россиянская «бело-сине-красная» вступает в четвертую. В стадию борьбы с инфраструктурной катастрофой.

Это – фаза, где начинают физически разрушаться системы жизнеобеспечения городов и страны в целом. Почему они разрушаются? Да потому что победившие революционеры все это умудрились запустить и заездить донельзя, не думая о проценте износа, амортизации, о необходимости инвестиций в инфраструктуры.

Еще никогда в истории человечества Большая Революция не разражалась в краю мегаполисов, трубопроводов и «Газпрома». В обществе с атомными реакторами, ядерным оружием и баллистическими ракетами, с опасными химическими производствами, с космодромами и огромной гражданской авиацией. В этом смысле мы – первопроходцы. Никто не знает, что может случиться в четвертой стадии революции. Какие катастрофы нам доведется пережить, сколько голов срубить, что предпринять. Нет такого опыта ни у одной страны мира. Все придется изобретать самим.

Но что мы можем сказать твердо, с полной уверенностью?

Тезис первый: если не справимся с вызовами четвертой фазы – нам капут.

Тезис второй: старую инфраструктуру нам не восстановить в прежнем виде. Придется создавать нечто принципиально, качественно новое.

Тезис третий: ради этого придется уничтожить часть ныне правящей верхушки, ибо ей такое «новое» не по вкусу.

Тезис четвертый: в мире есть внешние силы, что станут нам сильно мешать.

Наконец, последнее, что мы можем сегодня утверждать с полной уверенностью: борясь с четвертой волной революции, нам надо скачком догонять и перегонять остальной мир. Первыми создавать мир новой эпохи. А еще – использовать мощные течения современной нам реальности для движения вперед.

Есть один очень тревожный момент в нынешней истории Эрэфии. Хотя Путину и его режиму удалось сохранить власть сверхбогатого меньшинства над большинством нищих «расеян», развал и деградация РФ в конце 90-х годов пересекли некий качественный рубеж. Теперь одними щедрыми вливаниями денег в промышленность и науку страны обойтись никак нельзя.

Стоящие у власти этого понимать до конца пока не хотят. Они пребывают в уверенности: вот сейчас бабло победит зло! Вот сейчас дадим денег, скомандуем министерствам и предприятиям – и нам, как из рога изобилия, посыплются нанотехнологические чудеса, новейшие самолеты и космические аппараты, корабли суперкласса и так далее. Власть размахнулась, забалаболив о «планах громадье» в самолетостроении, в нанотехе, в кораблестроении, атомной отрасли и т. д.

Но – уже не выйдет. Когда-то это было действительно так, и камнем преткновения были именно деньги. Годах в 1992—1995-м. Тогда еще сохранялись созданные Советским Союзом научно-производственные объединения, НИИ и конструкторские бюро. Еще могли работать высокоразвитые предприятия с парком сложных станков и хорошо подготовленными работниками. Еще сохранялись коллективы специалистов и разработчиков. Они еще, не утратив иллюзий насчет природы Россиянин, разрабатывали проекты новых машин, компьютеров, самолетов, мечтали выйти в реальность с новыми технологиями. Знаю, что говорю: вдоволь на все это в первой половине 90-х насмотрелся. В тот момент было кому давать деньги – и эти «кто-то» могли превратить и в новые машины, технологии, высокотехнологичные комплексы.