Газета Завтра - Газета Завтра 194 (33 1997)

Ленин вознегодовал. 12 декабря Дзержинский доложил ему об итогах четырехдневного расследования в Тифлисе. Он явно был на стороне Сталина и Орджоникидзе, что вывело Ленина из равновесия. Подумать только, комиссия полностью одобрила их линию и осудила ЦК Грузии! И ни слова о рукоприкладстве! 13 декабря у Ленина два тяжелейших приступа, заболевание дало о себе знать в самой тяжелой форме. Запись в истории болезни: “С большим трудом удалось уговорить Владимира Ильича не выступать ни на каких заседаниях и на время совершенно отказаться от работы. Владимир Ильич в конце концов на это согласился и сказал, что сегодня же начнет ликвидировать свои дела”. 16 декабря Ленина разбил паралич.

В этот день комиссия пленума ЦК РКП(б) принимает проект Договора и Декларации об образовании СССР. В Москву уже съезжались делегаты на Х Всероссийский съезд Советов, вслед за которым через два дня открылся I Всесоюзный съезд Советов. На обоих съездах (23-27 и 30 декабря) Сталин выступает с докладами об образовании СССР. Объединились четыре республики — РСФСР, УССР, БССР и ЗСФСР. Бухарская и Хорезмская народные советские республики пока остались вне пределов СССР и вошли в конце 1924 г. — начале 1925 г. во вновь образованные Туркестанскую и Узбекскую союзные республики и автономные Таджикскую и Кара-Калпакскую.

В докладе на I съезде Советов СССР. И.В.Сталин огласил написанную им Декларацию об образовании СССР и текст Договора о его образовании, который был подписан представителями четырех республик. С редким для себя красноречием он сказал: “Сегодняшний день является днем торжества новой России.., превративший красный стяг из знамени партийного в знамя государственное и собравший вокруг этого знамени народы советских республик для того, чтобы объединить их в одно государство — в Союз Советских Социалистических Республик”. В чеканных формулировках сталинской речи не нашлось места для рассуждений о федерализме. Не упоминался и Ленин. В историю вошло: у истоков СССР стоял его отец-основатель — Иосиф Виссарионович Сталин.

А в это время в Горках тяжело больной Ленин продолжал борьбу: 30 декабря 1922 г. — почти час в час, когда Сталин стоял на трибуне, водруженной на сцене Большого театра, обращаясь к делегатам I Всесоюзного съезда СССР, — в комнате, превращенной в больничную палату, он начал диктовать дежурному секретарю свои заметки “К вопросу о национальностях или об “автономизации”. То было выполнение ленинского обещания, зафиксированного, помимо прочего, в записке Л.Б.Каменеву к Пленуму ЦК 6 октября: “Т.Каменев! Великорусскому шовинизму объявляю бой не на жизнь, а на смерть”…

В продиктованной 30-31 декабря (СССР уже создан!) статье Ленин объявлял, что: “Я, кажется, сильно виноват перед рабочими России за то, что не вмешался достаточно энергично и достаточно резко в пресловутый вопрос об автономизации, официально называемый, кажется, вопросом о союзе советских социалистических республик”. Носителю абсолютной истины в конечной инстанции, каким представлялся себе больной, окружающий мир “казался”, включая новое название страны, которую он именовал с маленьких букв… Ленин атаковал принцип “автономизации” яростно и методически: вся эта затея оказалась-де в корне неверной и преждевременной. Сторонники усматривали ее преимущество в том, что будет функционировать единый аппарат. Но откуда, разбушевался Ильич, исходят уверения в преимуществах этого образа действия? От того самого “российского аппарата”. Ничтожный процент советских работников потонет “в этом море шовинистической, великорусской швали, как муха в молоке”. Припомнив разговоры с Дзержинским, рукоприкладство Орджоникидзе, Ленин ужасался: “В какое болото мы слетели!”

Он обрушилсЯ на обрусевших инородцев, которые всегда пережимают по части истинно русского настроения. По Ленину, “русское рукоприкладство” Орджоникидзе никак нельзя оправдать как и “истинно русское настроение” Дзержинского во время пребывания на Кавказе при разборе дела. “Я думаю, — сокрушался Ленин, — что тут сыграли роковую роль торопливость и администраторское увлечение Сталина, а также его озлобление против пресловутого социал-национализма… Политически ответственными за всю эту поистине великорусскую националистическую кампанию следует сделать, конечно, Сталина и Дзержинского”, а Орджоникидзе примерно наказать. Это необходимо, наставлял Владимир Ильич, дабы отличать национализм большой угнетающей нации от национализма угнетенной нации маленькой. Вред “грузинского дела” — грубого и несправедливого отношения к собственным инородцам — наносится сотням миллионов народов Азии, готовых к выступлению и т.д.

Далеко хватал Ильич! А дело было много проще, оно отнюдь не влекло планетарных последствий.

Статья всего-навсего предназначалась для объявления в печати кампании против Сталина. Ее Ленин готовил основательно и неторопливо для предстоявшего весной 1923 г. XII съезда партии. Что это действительно так, убеждает непредвзятый взгляд на сегодня всем известное “Письмо к съезду”. В самом деле, почему в нем, открывая личное видение своих ближайших соратников, Ленин не сказал ни одного доброго слова в адрес Сталина? (Для других такие слова нашлись: “выдающиеся способности” Троцкого, “ценнейший и крупнейший теоретик партии” Бухарин, “человек, несомненно, выдающейся воли и выдающихся способностей” Пятаков…).

В этом “Письме” Ленин рекомендовал расширить ЦК до 50 — 100 человек в интересах предотвращения раскола в партии. Разумеется, состав ЦК надлежало увеличить за счет рабочих. Они-де разберутся в качествах руководителей, теснившихся вокруг Ленина. Но самое главное в “Письме” заключалось в следующем: “Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью…”

А 4 января 1923 г. Ленин сделал увесистое добавление: “Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т.д…”

Нет, не усматривал, абсолютно не усматривал страждущий вокруг себя людей хотя бы отдаленно равных ему, пусть даже в какой-нибудь отдельной области. Закончив “Письмо к съезду”, ключевую часть “Завещания”, Ленин затем в двух подготовленных статьях каталогизировал грехи Сталина в бытность наркома Рабкрина. Ильича не смущало, что Сталин больше не возглавлял громадное ведомство и он метал критические дротики вослед, в спину. Так, в статье “Лучше меньше, да лучше” Ленин нашел, что “хуже поставленных учреждений, чем учреждения нашего Рабкрина нет, и при современных условиях с этого аппарата нечего и спрашивать”. Не устраивал Рабкрин В.И.Ленина, ну никак не устраивал, ибо он был сконструирован по планам Сталина, т.е. в нем заранее исключались сыскные и карательные функции. Помогать государственному и экономическому развитию страны, Рабкрин — кузница кадров молодого государства, — вот главные задачи ведомства, когда им руководил Сталин.