Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2006 #5

Неожиданно впереди, примерно в полукилометре, появились наши танки-”тридцатьчетвёрки”. Их огонь принудил немцев отказаться от парадного строя: цепи рассыпались, один из солдат залег буквально в нескольких десятках метрах от меня. Настало время доложить командиру взвода об обстановке, сложившейся на северной части села, о появлении наших танков. Подняться во весь рост не могу — кругом немцы. Отползаю по-пластунски за ближайший дом, вскакиваю и бегу по улице к своим. Никого нет: ни “студебекера”, ни людей. Выбегаю на улицу, вижу: на тихом ходу ползет немецкий танк в окружении размахивающих автоматами фрицев.

Сложилась ситуация, похожая на ту, в которой оказался связист, преследуемый немецким танком, в фильме Григория Чухрая “Баллада о солдате”. Но там солдата выручило оставленное на поле боя противотанковое ружье. У меня такого оружия не было. Обстановка усложнилась выскочившим с противоположной стороны “студебекером”, обслуживающим тыловые части. Остановился он прямо у моих ног.

— Куда прешь, не видишь — немцы, разворачивайся! — закричал я.

Шофер, пытаясь развернуть машину, перегородил ею улицу. В это время выпущенный танком снаряд взрывается рядом с грузовиком и смертельно ранит водителя. Полагая, что “студебекер” не единственный в поселке, немцы “для профилактики” продолжили обстрел, снаряды ложились один за другим по всей улице. В такой обстановке мне ничего не оставалось другого, как отскочить в сторону и задворками бежать к тому месту, где находился недавно в дозоре. Зная, что всюду вокруг лежат немцы, решил бежать безостановочно в направлении “тридцатьчетвёрки”. На душе тревожно: неужели здесь, у поверженного Берлина, придется сделать свой последний шаг? Вспомнил о фляге с коньяком, сделал несколько глотков. “А теперь пошел!” — сказал сам себе и с этими словами, сжимая в руках автомат, ринулся навстречу смерти…

Но — остался жив. Да, это так, однако шансов-то на выживание не было. Бежал зигзагами под разрывами своих же снарядов, не обращая на них внимания. Опасался пуль, знал, что под каждой кочкой лежит немец, а я весь на виду. Потому и отказался от коротких перебежек, что неподвижную цель на небольшом расстоянии легче поразить. На пути к танку внезапно рядом со мной прозвучала автоматная очередь. Повернувшись, увидел стоящего в рост немца с автоматом. Нажимаю на курок своего оружия, немец, падая, исчезает из поля зрения. Сделав несколько шагов в направлении стрелявшего, увидел глубокий ров и пригнувшихся в нём вооруженных солдат. Кубарем откатываюсь в сторону, отстегиваю с поясного ремня противопехотную гранату, бросаю ее в ров и продолжаю движение. На пути неожиданно возникает еще один ров, перпендикулярно первому, в котором тоже укрылись от рвущихся снарядов фрицы. Деваться некуда: перепрыгиваю через их головы и продолжаю бежать в том же направлении. Тут уж немцы не могли простить дерзости русского — открыли ураганный огонь, стреляли, как по зайцу, выскочившему на открытое место. А спасительный танк совсем близко — в какой-то сотне шагов. Наконец я у головного танка. Последние аккорды драмы происходили на глазах танкистов.

Было не до расспросов, шел бой. Командир полка, стоящий рядом с боевой машиной, обратился ко мне, чтобы прояснить обстановку:

— Есть ли у противника танки?

— Да, — ответил я, — видел на улице поселка.

Последовала команда:

— Приготовиться к отражению танков со стороны леса!

Бой продолжался…

Основную свою задачу немцы выполнили: они вырвались из окружения и устремились на север, с тем чтобы поддержать группировку войск на другом участке фронта. Там бои продолжались и после капитуляции Германии: фрицы сложили оружие лишь в двадцатых числах мая 1945 года.

Отъехав с десяток километров, наши танкисты сделали остановку в небольшом немецком городке. Измученным людям дали возможность отдохнуть: здесь же, около танков и бронетранспортёров, они падали на землю и засыпали. Через два часа полк подняли и зачитали приказ о выезде на зачистку улиц Берлина от оставшихся при прорыве немецких солдат и офицеров.

Большинство из них понимало, что с падением Берлина продолжать войну бессмысленно. Поэтому многие, вырвавшись из окружения, попытались раствориться среди гражданского населения города. Наиболее расторопные успели переодеться в гражданскую одежду, другие по тем или иным причинам этого не сделали. Первых выявить не представлялось возможным. Отсюда в нашу задачу входило обезоруживать и направлять на сборный пункт солдат и офицеров только в форме.

Прочесывали северную окраину Берлина, застроенную в основном одноэтажными домами. Прочесывание проходило следующим образом: разбившись на небольшие группы по пять-шесть человек, шли от дома к дому по обеим сторонам улицы. Параллельно двигался танк для поддержки в случае оказания вооруженного сопротивления. Солдат обезоруживали, забирали ручные часы и отправляли к сборному пункту без сопровождения — лишних солдат не было. Часами, большей частью штампованными, подаренными Гитлером каждому немецкому солдату, обменивались “не глядя”…

(При возвращении наших воинов на Родину пешочком после окончания войны все они (часы) остались на территории Польши: обменивались на литр самогона. У читателя может сложиться мнение, что солдаты на фронте беспробудно пили. Это не так: во-первых, обстановка не позволяла; во-вторых, горячительным они располагали крайне редко. Боевые сто граммов, о которых поется в песне, мы, к примеру, имели только пару недель на Брянщине; видимо, в это время спиртное завезли именно на наш участок. Возможно, кому-то перепадало и больше…)

Ворвавшись в один из домов с автоматами наперевес, мы увидели двух дрожащих от страха мальчишек, одетых в солдатскую форму, тех самых, которые подбивали наши танки фаустпатронами из окон домов. На вопрос: “Есть ли еще кто в доме?”, заданный жестами, без переводчика, они ответили, показав на смежную комнату: “Официр”…

Входим в указанную дверь и видим: сидят двое мужчин средних лет, на столе бутылка с вином, наверняка успели переодеться. Стрелять в безоружных не смогли. Окажись мы в таком положении, вряд ли бы нас пощадили. Не тронули мы и мальчишек…

В одном из дворов наш солдат зашел в туалет, открывает дверь — а там полно вооруженных немцев! На нашу команду: “Выходи! Хенде хох!” — не реагируют.

Пришлось бросить гранату: подействовало, стали по одному выходить. Насчитали более двадцати человек. Ребята смеялись: как они там поместились?!

В одном из посёлков, куда меня подбросили на бронетранспортёре, я встретил на улице двух майоров и спросил:

— Не знаете ли вы, где размещается наша часть?