Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2006 #5

Судиться всегда неприятно, но такой суд, тем не менее, прояснил бы окончательно запутанную, детективную историю исчезновения и обретения рукописи первых двух книг “Тихого Дона” и роль в ней Матильды Емельяновны Кудашовой и ее дочери Натальи Васильевны, а также самого Колодного. Забегая вперед, скажу, что благодаря этому суду стала известна (и, думаю, станет достоянием гласности) переписка М. Кудашовой и Л. Колодного 80-х годов, а также доселе не называвшееся имя последней владелицы рукописи — Ольги Юрьевны Колпаковой, племянницы М. Кудашовой.

Представлять интересы “Нашего современника” в суде главный редактор С. Ю. Куняев попросил меня (очевидно, как автора романа о Шолохове, знакомого с проблемой). Суд долго откладывался из-за болезни Ф. Кузнецова. Л. Колодный, очевидно, воспринял это обстоятельство как косвенное признание слабости позиций главного ответчика, ходил гоголем, во всеуслышание заявлял, что Кузнецов умышленно затягивает процесс, не зная, что сказать в свою защиту. Развитие событий показало, что Колодный и сам поверил в то, в чем хотел убедить других.

И вот наконец наступил день суда. Первому, как и положено, предоставили слово Л. Колодному. Его выступление, вопреки ожиданию, оказалось довольно вялым, путаным и скучным, несмотря на то, что продолжалось не более 15-20 минут. Было очевидно, что во всем, кроме перечисления собственных заслуг в деле обретения рукописи “Тихого Дона”, он что-то недоговаривает. Это “что-то” позднее озвучил в своей ответной речи Ф. Кузнецов. Он сказал, обращаясь к Колодному, примерно следующее: “Не оставляет ощущение, что вы во всей этой истории что-то скрываете”. “Хотелось бы знать, что?” — сразу попался на эту удочку Колодный. “Вы знали, что Кудашовы удерживают у себя рукопись незаконно, и поэтому она никоим образом не может быть продана легально!”. Колодный не нашелся, что на это ответить.

Тактика “Нашего современника” в суде в силу обстоятельств отличалась от тактики других ответчиков. Мы не находили нужным защищаться по существу предъявленного нам иска, так как отвергали его в принципе. Колодному не понравилось то, что написал о нем Кузнецов в главе “Посредник” из книги “Шолохов и анти-Шолохов”, опубликованной в N 6 журнала за 2000 г. Но Колодный не пожелал вспомнить в иске, что в N 11 за тот же год “Наш современник” напечатал его “Письмо в редакцию” (стр. 288) с протестом против публикации Кузнецова. Так что мы, вообще-то, как и положено при демократии, дали высказаться обеим сторонам, что делает излишним всякие “опровержения”. Когда я на одном из предварительных заседаний в Пресненском суде напомнил об этом Колодному и попросил судью приобщить журнал с его письмом к делу, Колодный заявил мне, что в N 1 за 2001 г. “Нашего современника” мы напечатали “Ответ посреднику” Ф. Кузнецова, превышающий его письмо в три раза (на эту публикацию Колодный не ответил). “Что ж, вы можете попросить приобщить “Ответ посреднику” к делу”, — сказал я. Но это автоматически означало бы внесение дополнений или изменений в иск. Если бы Колодный и его адвокат Щукин изменили исковое заявление, с учетом “Ответа посреднику”, то мы бы стали защищаться по существу высказанных Колодным в адрес нашего автора обвинений, а если бы они оставили претензии к “НС” в первоначальном виде, то это не имело бы смысла ввиду неправомерности самих этих претензий. Колодный и его адвокат либо забыли, либо не захотели включить “Ответ посреднику” в измененное исковое заявление от 1 февраля 2006 г., но в ходе процесса вдруг сделали попытку приобщить его к делу, на что последовал мой протест, удовлетворенный судьей Литвиненко. “Как, разве у нас в иске не упомянут “Ответ посреднику”? — удивленно спросил меня адвокат Щукин, словно это я должен был включать его в иск, а не он с Колодным. Добавлю, что в ходе слушания истец и его адвокат не раз попадали в подобные ситуации.

Адвокат Института мировой литературы Юрий Гатинян тоже заявил о неправомочности иска к представляемой им организации, так как она не является органом СМИ, а юристы “Литературной газеты” и “Российской газеты” придерживались той же линии защиты, что и Ф. Кузнецов: то есть не находили в публикациях своих изданий ничего оскорбительного для чести, достоинства и деловой репутации г-на Колодного.

Затем наступило время триумфа Кузнецова. Еще не оправившийся после болезни, на следующий день после своего юбилея в ЦДЛ, он, отложив заготовленную речь, неторопливо, в академической манере сделал с Колодным и его аргументами то, что делает с асфальтом тяжело надвигающийся каток. Но при этом, надо отдать ему должное, особо отметил и его заслуги (у Колодного на это великодушия не хватило). Выступал Кузнецов целый час, но никто, исключая Колодного, и не думал его останавливать, настолько интересно было всё им сказанное. “Он изображал здесь перед вами, что он крупный ученый! — кричал потом Колодный судье. — А он никакой не ученый!” Думаю, изображать в судебном заседании целый час что-либо трудно, тем более что Кузнецов вообще (по крайней мере, так выглядело внешне) не убеждал ни в чем судью: его речь от начала до конца была построена в форме обращения к Колодному. (В публикуемом нами ниже письменном варианте речи Кузнецова эта особенность отсутствует.) Между прочим, для опровержения обвинений Колодного Кузнецов привел 6 цитат из книг и интервью самого Колодного! Под занавес выступления Кузнецов сделал на основе приведенных аргументов исключительно тяжелый для Колодного вывод: “Как видите, моральный вред был нанесен не Л. Е. Колодному, но самим Львом Колодным классику русской литературы М. А. Шолохову, когда в течение 15 лет вместе с М. Е. Кудашовой и ее дочерью он утаивал от научной общественности местонахождение рукописей “Тихого Дона”, столь необходимых нашей науке, особенно — для разоблачения клеветы о плагиате, возведенной недругами русской литературы в адрес нашего великого писателя”.

Молодая, симпатичная судья Литвиненко, похожая на актрису Галину Польских в молодости и относящаяся к той редкой категории людей, которым идет нововведенная судейская мантия, похоже, не сразу поняла, какое дело ей выпало и что благодаря ему её имя, возможно, войдет в историю. Когда же поняла, стала вести заседание четко, собранно, не давая сторонам уходить от существа дела, чего, как сами понимаете, в литературном, по сути, процессе избежать трудно. Иногда споры переходили в чисто научную, филологическую плоскость. Например, Л. Колодный в своем иске посчитал оскорбительным употребление Ф. Кузнецовым в его адрес слова “посредник”. Кузнецов в ответ привел цитату из “Академического словаря русского языка” (М., 1984): “Посредник — тот, кто осуществляет посредничество между кем-либо, содействует соглашению, сделке между кем-либо” (т. III, с. 321), не находя в таком толковании “ничего порочащего человека, наносящего ему оскорбление, моральный вред, нарушающий его достоинство и деловую репутацию”. Колодный, в свою очередь, процитировал “Толковый словарь” В.И. Даля: “Посредник, -ница, третий избранный двумя сторонами для соглашения”, утверждая, что никакие две стороны его третьим для этой цели не избирали. Съездив во время перерыва в заседании домой, Кузнецов привез другую цитату из Словаря Даля издания 1880 г.: “Посредник — всякое посредствующее звено, средство для передачи и сообщения”. Точку в этом споре невольно для себя (потому что самого спора не слышала) поставила вызванная ответчиком свидетельница Елена Игоревна Левицкая, у которой я спросил: “Посчитали бы вы оскорбительным, если бы услуги, которые вы оказывали семье Шолохова, контактируя с Львом Ефимовичем Колодным, назвали словом “посреднические”?” “Нет, конечно”, — с удивлением ответила Левицкая.