Газета День Литературы - День Литературы 141
Тут можно читать онлайн Газета День Литературы - День Литературы 141 - бесплатно
полную версию книги (целиком) без сокращений.
Жанр: Публицистика.
Здесь Вы можете читать полную версию (весь текст)
онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть),
предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2,
найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации.
Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.
- Название:День Литературы 141
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Газета День Литературы - День Литературы 141 краткое содержание
День Литературы 141 - описание и краткое содержание, автор Газета День Литературы, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru
День Литературы 141 - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
День Литературы 141 - читать книгу онлайн бесплатно, автор Газета День Литературы
Тёмная тема
↓
↑
Сбросить
Интервал:
↓
↑
Закладка:
Сделать
СТАЛИН Александру Проханову Мой угол одиночеством настужен. И пусть я плавлю лёд времён в огне – Когда мой праздник никому не нужен, Ненужным он становится и мне. Пою о том, как пахнет луг в июле, Как сеет солнце счастья семена. А за окном гудит бандитский улей, В который превратилась вся страна. Там – сатанинский бал. Там пьют, стреляют. Там чёрным дёгтем смазаны курки. Там хищники кровавый пир справляют, Вонзая в тело Родины клыки. И где оно теперь, былое братство? Меж нищим и рвачом – сплошной забор. И русское несметное богатство С ухмылкой веры тащат за бугор. Махнув рукой на ропот, на восстанье, Убитый злыми пулями невзгод, Там, за окном, себя на вымиранье Обрёк родивший мой напев народ. Сошла с ума там денежная вьюга, А я считаю строчки лишь, чудак. И вдруг своё стило бросаю в угол – И лезу за спасеньем на чердак. Кляну себя, что я отца народов Посмел похоронить на чердаке! Кляну себя за свой крестьянский норов, За чувство мести в добром чудаке. Моя держава в малу кучу свалена, Но ожил угол, где творит поэт. Я, ненавидевший вчера лишь Сталина, Молюсь сегодня на его портрет! *** Плечами жизнь поводит И говорит: старик, Величье не проходит, Лишь свой меняет лик. И счастлив лишь невежда Неведеньем своим. И есть ещё надежда, Что я умру живым. Слепит судьба-изнанка, Дымится ровный след. И песни птиц из мрака Зовут нетленный свет. Поэт, пора проститься, Пора сушить весло Ведь умолкают птицы, Коль солнышко взошло. Лишь ласточка веснует Над зеленью ветвей. И что-то там вещует Картавый воробей… *** Я живу в Переделкино рядом с кладбищем, Если что – то свершить будет просто обряд. Но душа так и рвётся к родным корневищам, Где закатным огнём каждый кустик объят. Там я буду соседом своему огороду. Там от русских ромашек расступится мрак. Здесь в свою замогильную злую когорту Вряд ли пустит меня сам Борис Пастернак... *** Правда душу железом жжёт И, остыв, утихает... Правда только ночью живёт, Днём она – умирает. Словно в грязной луже, во лжи Лихо плещется человечество. Баре гонят народ в шалаши. И за грош продаётся Отечество. Я вслепую удачу ловлю. Мир – пустыня, где мрут от жажды. И опять я всю ночь не сплю: У меня – бессонница правды… *** Меня не страшит всех несчастий обвал – Ведь ждут, как и прежде, за елью И горькая доля, и сладкий обман Любви, как мечты запредельной. Я грудь подставляю метельной зиме – И в сердце весеннее зреет. И пламя слепое бушует в земле Да так, что трава зеленеет! Я, видно, до высшего счастья дозрел Средь мыслей, как лезвие, острых. И снится мне прорва немыслимых дел – И вечный под звёздами отдых. Нет, я не дрожу перед бездной живой. И вот уж узрел мимоходом, Как солнце исходит пчелиной жарой – И кормит вселенную мёдом. В заветном зените, где вспышки во мгле, Где чад от божественных углей, Велит Пчеловод, чтобы здесь на земле, Гудел человеческий улей. Не Он ли, в бездонные выси маня, Сжигает ничтожные сроки. Не Он ли средь ночи разбудит меня Выращивать вещие строки. И снова зима зрелой вьюгою льнёт – И грустью пронзает минучей. И снова на речке ломается лёд – И слышится грохот могучий! И снова весенние тетерева, Токуя, прочь гонят безлетье. И снова в лугах зацветает трава, Пчелиное нянча бессмертье... *** Ты молишь: душу отпусти В просторы золотые... Какое счастье: отцвести – И дать плоды земные! Округа просит: не грусти, Спрямляя повороты. Какое счастье: быть в горсти У матушки-природы! Какое счастье: слышать речь, Ту, что звучит над бездной. Какое счастье: в землю лечь – И стать звездой небесной! Какое счастье: под стрехой Петь весело и строго. Какое диво: быть слугой По воле звёзд у Бога! И здесь, в просторе мировом Познать душой и духом Святое счастье: мужиком Идти весной за плугом! Какое счастье: огнь копить Под стылою золою. Какое счастье: луг косить, Дыша взахлёб зарёю! И вдруг постичь в избе простой, Под этой крышей старой, Что гнаться грех за пустотой, Той, что зовётся славой. Знать: ты на свете не один. Твой скорбный дух смеётся, Когда встаёт из-за осин Берёзовое солнце! *** Мир, словно ворон на дубу, Клюв свой вонзил в ограду весеннюю. Порушил он мою судьбу И расклевал мою вселенную. Вокруг свирепствует репьё, Туман ползёт с бугра покатого... Я у соседа взял ружьё, Чтоб ворона убить проклятого. Прочь, птица злобы и вранья! И вдруг, как некий гимн всесилья, Взметнулась стая воронья Из-под его могучих крыльев. И заслонила молонью, И солнце, и в лугах коровушку. И расклевала грудь мою, И выпила до донца кровушку. Стою я, всем векам родня, Влюблённый в чёрный свет и в белый. И только из ствола ружья Дымится дух мой охладелый. Очнулся я, кляня судьбу, – И вздрогнул от беды и боли: Мир, словно ворон на дубу, Насупил огненные брови... *** Я доволен этой и новью, Я такой судьбою сыт: Смерть в окне стучится ночью, Утром жизнь в окно стучит. Я проснусь во тьме весенней: Пар дымится на лугу. Я стучусь в окно вселенной В лупоглазую луну. Обретя своё становье, Мать с отцом под клёном спят, А у сына в изголовье Их сердца в тиши стучат. Я в родной избе старинной Утром радуюсь лучу, Страстной песней соловьиной Раны русские лечу. Здесь меня поля растили, Здесь моя строка не спит. И назло врагам России Сердце русское стучит. Я забуду долю злую. Я зову весь мир сюда, Где стучится в твердь земную 3олотым лучом звезда... |
Юрий Петухов ДУША НА ВОЛЕ
ГОЛЛАНДСКОЕ БАРОККО Я в Амстердаме глупом ночевал. Дождь лил в канал, с водой мешая слёзы. И старый мост выскрипывал угрозы, Когда над ним архангел пролетал. О, град средь вод, ты пуст и безнадёжен, Лишь твой вокзал как парус корабля... И глас мерещится: "О Господи, земля-я!" Но глас в пустыне, разве он возможен? Меж "фонарями красными", как тень, Средь полуголых липких проституток, Утратив сон и потеряв рассудок, Бродил я, всё смешав – и ночь, и день. В стеклянных клетках, пленницы "горилл", Они сидели – птицы поднебесья, И негр, раздутый морфием и спесью, Их от гостей непрошенных хранил. "Гориллы" вёрткие мне предлагали "дурь", И за рукав тянули – уколоться... В толпе один я был – на дне колодца, И было мне не до житейских бурь. Европа праздная, гулянка до утра, Пустые лица шалых наркоманов, И ветер ветреный в пустеющих карманах, И с лицами старушек детвора. И "кирха" – в преисподнюю дыра. Здесь меж голландцев Пётр наш погулял, Дурил и пил, с похмелья брал зубило, И было Питеру здесь весело и мило... Ах, Боже мой, когда всё это было? Когда латинос масть здесь не держал! С тех пор судьба нас сильно изменила – И стало в мире гнусно и уныло. Финал. О, демократия – химера из химер... Угрюмый нищий в струпьях над каналом, Мулат в перстнях и серьгах, зазывала, Притон, завод алмазов, Люцифер... Вот аглицкий мужлан, как пень пьянющий, Француз истрёпанный, и русский нувориш, Сей град – Венеция, мол, "северный Париж". И ангел, понапрасну слёзы льющий. Средь изобилия я видел мор и глад, Глазницы мёртвые мне пусто вслед глядели, И трубы смертные над ними нежно пели, И звон зловещий звал их тихо в ад. О, демократия – химера из химер... Противен нам твой лицемерный облик. По мостовой чугунной среди облак Я брёл, и был весь мир постыл и сер. Малаец шустрый предлагал детей, И в нос совал мне фото малолеток, Из губ его – обсосанных пипеток, Как в храме дьявола, всё тёк и тёк елей. А толпы пёстрые – дешёвый серпантин, Кружились бесновато и проворно, И Рембранд юный из чужих картин На мостовой творил унылейшее порно. Республика... здесь нету королей, Здесь Уленшпигель пьяный и безумный, Объедки выгребающий из урны, Король рассветов, олигарх ночей. Мы вместе пили утренний туман, И вместе выли – жизнь не получилась, И ведьма Нелли в путах света билась... Да, пьяный брат, все зеркала – обман... Он в отраженьях трепетных остался. А я ушёл, мой жребий уходить, Как солнцу жребий нам с небес светить, Но светлых дней уж круг, увы, распался. О, Амстердам, болото из болот. Мой ум вместил твоё предназначенье – Утроба смерти, дряхлости и тленья. И нет спасенья, и повсюду сброд. Я чары гнал, и путы разрывал, И белыми крылами бился в небо, И кораблём плыл в облачную небыль, И из пучины гибельной всплывал. И таяла фата смурной Морены, И шпили прорывали небеса, И из прорех сочилась вниз роса, И бесы бесновались в клочьях пены. И демон над пустыней пролетал, И мост вонзал в мой мозг свои занозы, И парус бил, текли в каналы слёзы – Я город мёртвых молча покидал. К РОССИИ Я последний писатель русский, Мной закончится Божий счёт. По тропе безысходной и узкой Мой читатель, мой люд идёт. И тропа та уже вся сзади, Да и люда – по пальцам счесть. Под обрывом в смиренной глади Русь – убитая Божья Весть. А поверху чёрные стаи – Всё стервятники и вороньё. Небеса пресвятые устали – Не глядят на корчи её. Да и что глядеть, коль не сбылись Божьи грёзы на грешной земле, Обратилися в прах и забылись Слёзы Неба в горькой золе. Не мечты и не вести благие, Не прощеньем заслуженный рай… Бог ушёл, не вернётся Мессия. Спи, Спасения не ожидай. Спи, ни рая не будет, ни ада, Только вечная грязь и смрад, И одна лишь тебе награда, И не будет других наград – Как лежать под обрывом чёрным Чёрной вестью несбывшихся грёз Под капелью смиренно-покорных Богородицей пролитых слёз. ... Я с тобою под саваном узким, Нас обоих в агонии бьёт – Я последний писатель русский, Мной закончится Божий счёт. ПИСЬМО РУССКОГО СОЛДАТА СВОИМ УБИЙЦАМ Там в столице веселье и пир. Веселится, гуляет Москва... А у меня в груди – восемь дыр... И отрезана голова... Я в чеченском овраге лежу, Злой и мёртвый, и шлю презент, Генералам продажным шлю, И тебе, мистер-херр президент! Вам к столу, чтобы пить допьяна, По европам мотаться с лихвой, Обмывать вином ордена, Посылаю я череп свой! Чашу сделайте из него, и пируйте в угарном пиру, И пока вас чёрт ни возьмёт, ни за что я здесь не умру. Буду я из пустых глазниц, на веселье ваше смотреть, Буду с вами вместе гулять, буду пить, хохотать и петь. А когда будет праздник мой – Среди ваших утех и потех – Я приду за своей головой! Я приду отомстить за всех! РОЖДЁННЫЙ В МАЕ Нас носят черти по чужим пределам, Нас бесы кружат где-то далеко, Ни нам нет дела, ни до нас нет дела, Рождённый в мае мается легко... Не замечаем боли и страданий, Не различаем дня в слепой ночи, Не оправдает, мама, ожиданий – Рождённый в мае, кайся и молчи. Но бьётся сердце майское в тревоге, И нет покоя в маятной тоске Душа на воле, а судьба в остроге, Рождённый в мае, – жизнь на волоске. Мы ищем что-то алчно и упрямо, И нет покоя и терпенья нам... Мы возвращаемся с чужбины, мама, К гробам родным, к угасшим очагам. Но только нам есть Свыше назначенье, И есть свобода даже на цепи, Рождённый в мае, не проси прощенья, Рождённый в мае, майся и терпи. ГРЁЗА Будто Тютчев, угрюмый старик, вдруг из гроба восстал, По-державински хмуря набрякшие виевы веки… "Поднимите мне веки!" Подняли. И он простонал: "Просыпайтесь ужо… Хватит спать, человеки!" И Россия проснулась, и тихо плечом повела, И куда-то Америка вдруг провалилась, паскуда, И Господь прослезился – благие творятся дела, И не верилось Господу в светлое дивное чудо. И какой-то там флот в наших ласковых водах тонул, Может, "пятый", а может, "шестой" – нам считать несподручно, И какой-то антихрист стенал и визжал меж акул – И смотреть на него было тошно, нелепо и скучно… Будто Тютчев очнулся от сна гробового и встал… Будто вспомнил Господь про детей своих глупых и блудных… Час настал… или, может, ещё не настал… Трудно вспомнить. И грезить несбывшимся трудно… |
Владимир Шадрин ПОЗДНИЙ ГОСТЬ
Тёмная тема
↓
↑
Сбросить
Интервал:
↓
↑
Закладка:
Сделать