Юрий Никитин - Как стать писателем (2-е изд.)

Вовсе нет, это как в спорте: кто научился прыгать в высоту на два метра, тот и дальше может брать эту высоту… если соберется, сосредоточится, сконцентрируется. Конечно, никто не против притока бабок, но все же авторы не столь меркантильные, чтобы ради лишней пары тысяч долларов губить книгу!

Но… они могут ее погубить или хотя бы немало подпортить по другой причине. Творческой, как ни странно. Дело в том, что роман – не рассказ, когда заканчиваешь… да где там заканчиваешь, еще до середины не доберешься, а в голову уже стучат три великолепнейших сюжета, четыре идеи и восемь удивительных тем, где можно развернуться во всей красе!.. Но не бросать же эту вещь на полдороге? Да какой полдороге, три четверти уже сделано! И так вот уже штук пять написанных наполовину и десять – начатых…

И вот автор, сцепив зубы, кое-как торопливо заканчивает тот роман, который совсем недавно выглядел ослепляюще прекрасным, оригинальным, новым, обещающим, повергающим и тэдэ, и тэпэ. Наконец-то возьмется за настоящий, в котором сумеет выразить все, а себя показать во всей непомерной мощи!.. И все начинается сначала…

Что можно посоветовать? Во всяком случае, если вы будете видеть камни и ямы, подстерегающие вас впереди, а я на них указываю пальцем, приходится, то обойдетесь и без моего совета.

Предупрежден – вооружен!

Нигде, как в литературе, не проявляется в полной мощи правило: лучшее – враг хорошего.

Верно – в произведении, особенно в серьезном, можно, а иногда и нужно позволять себе шуточки. Иначе мозг устает очень быстро, восприятие читающего снижается. Шутка – это отдых, где вы за одну-две секунды отдыхаете так, будто полчаса любовались природой. Желательно, конечно, чтобы шутки были придуманы вами… но, положа руку на сердце, разве вы всегда рассказываете анекдоты, придуманные вами лично?

Как и в любом разговоре с друзьями, коллегами, даже с незнакомыми, вы иногда употребляете крылатые словечки, так же они уместны и в произведениях, иначе ваша литература не будет отражением действительности.

И все-таки отдельные крупинки юмора – одно, а сплошное юморение – другое. Любое безудержное юморение, стеб, хохмы – признак незрелости. Я уже говорил, как проявляются первые признаки взросления ребенка? До этого он смотрел на вас с открытым ртом, на такого огромного, сильного, всемогущего. Долго смотрел и считал вполне искренне сильным, большим и всемогущим. Но потом вдруг как-то случайно совершил для себя открытие, заметив, что кто-то из ваших друзей выше ростом. Вернее, видел это и раньше, но не сознавал. А вот теперь увидел и понял.

И после этого уже мчится лавина открытий, что вы – не самый сильный, оказывается, и что это у вас не так, и вот то у других лучше… И пошел-поехал детский бунт низвержения отцовского авторитета!.. Заодно и всего на свете. Быстро взрослеющего ребенка не устраивает ничего, он высмеивает и относится скептически ко всему, что видит, слышит, осязает, обоняет… То же самое в отношении политики, искусства, баб-с, заграницы, соседей…

В литературе то же самое. Долгое время ребенок смотрел на книжки, как на нечто некритикуемое, как на некую фундаментальную данность. И ревел, когда волк съел семерых козлят или Красную Шапочку. Но потом вдруг открыл для себя, что все это брехня. И пошло-поехало! Все авторы – дрянь, только вот господин N еще ничего, но и тот, если разобраться, – полное дерьмо…

Начиная писать сам, практически каждый начинает хохмить, пародировать, высмеивать, тем самым утверждая свое превосходство над теми, кого пинает. Высмеивается все: история, государственный флаг, политика, литература… а если взять, к примеру, область милой мне фэнтези, то здесь косяком идут рассказы и повести про пьяного Илью Муромца, про лаптеватых богатырей, что нашли компьютер, и т. д. и т.п.

Уже говорил, признаюсь, сам побывал в этом переходном возрасте, ведь начал как юморист, публиковался по всему Советскому Союзу, мои рассказы и юморески звучали по Всесоюзному радио и по «Маяку», запустил в обращение кучу ехидных анекдотов, получал всесоюзные литературные премии как сильнейший юморист… но когда повзрослел, то перешел в следующую стадию, когда отвечаешь на вопрос: ладно, высмеивать можешь, а вот самому что-то создавать слабо?

Однако, создавая свое, тут же попадаешь под обстрел таких же точно юных острословов. У некоторых, правда, уже борода до пупа, но по развитию, понятно, еще личинки. Им легче: критиковать и высмеивать готовое всегда проще. Но я сейчас говорю с теми, кто либо повзрослел, либо уже подходит к рубежу, за которым начинается взросление.

Можно, конечно, остаться на всю жизнь личинкой, ведь аксолотли живут и даже размножатся в стадии личинок, лишь немногие переходят в стадию амбистомы, то есть полного имаго, но все же, когда еще есть возможность вырасти… надо попытаться вырасти! Хотя, повторяю, в детских штанишках прожить легче. В жизни это называется шизофренией, но в литературе гордо именуется законами жанра!

Не задерживайтесь в детском литературном возрасте. Детей любят все, но кто с ними считается?

Да вообще странно, я ни слова о фэнтези или хотя бы о фантастике в целом. Как будто в фантастике другой алфавит! Или для ее чтения надо омарсианиться. У читающего фантастику такая же порция крови бродит по большому… или малому, не помню, – кругу, омывая поочередно мудрый мозг, горячее сердце и похотливые гениталии, как и у читателя классики. И потому приемы воздействия на читателя фантастики те же.

То есть правильно расставить кодовые знаки на бумаге. Если хотите, назовите их для загадочности рунами. Надо с помощью букв возвести мощное красивое здание, а кого туда поселить: фантастов, лавсториков или истористов, – можно решить потом…

Еще раз, потому что это очень важно: любая постройка начинается с изготовления кирпичиков. Будут кирпичи высокого качества, из них можно построить любой дворец… как и хлев, увы, но из хреновых кирпичей можно построить только хлев. Да и то до первого дождика. Язык и есть те кирпичики, из которых строится вещь. Когда я читал «Аэлиту», «Петр Первый» или «Хождение по мукам», я не чувствовал, где фантастика, где исторический, а где роман на тему Гражданской войны. Язык совершает чудо присутствия, соучастия: я изничтожал гада Тускуба на Марсе, прорубал вместе с Петром окно в Европу, метался между красными и белыми…

Половина моих книг в жанре историческом и «основного потока», но половина – в фэнтези. Возможно, потому, что фэнтези и есть самый древний и самый емкий жанр. Все эти видения и откровения древних жрецов, затем – христианских мудрецов, богословов, пророков – не из того же жанра? Все утопии, все религиозные и этические учения?.. Ведь где грань между видением, пророчеством, грезой и мечтой?.. Коммунизм был несбыточной грезой, потом стал мечтой, затем – учением, его даже взялись воплощать в жизнь! И чуть-чуть не воплотили. А сколько этих фэнтезей определяют нашу жизнь и доныне?..