Константин Пахалюк - Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века

Позднее я скрывался в гетто [1786] . Выходил я по ночам через ограду. Однажды меня на улице поймали полицейские. Они меня просто как еврея (не зная, что я бежал) отправили на площадку возле лагеря, откуда евреев возили на уничтожение. Там нас раздели догола и погрузили в вагоны. Из вагона я выпрыгнул на ходу поезда возле Брюховичей, у крестьян раздобыл одежонку и вернулся в город, где скрывался в подземных каналах, а позднее меня спрятала у себя украинка Бабок Мария. У нее я скрывался до прихода советских войск.

Вопрос: Знаете ли вы г[осподи]на Масляка Э. В.?

Ответ: Гражданина Масляка Э. В. я знаю как работника библиотеки. Знаю его как очень порядочного человека. В период оккупации Львова он оказывал большую помощь пострадавшим от оккупантов и, насколько я помню, прятал у себя кого-то из скрывающихся от немцев лиц. Об этом мне было известно со слов одного из бывших заключенных. Говорили мне об этом и другие лица, в т. ч. Вайе Александр и Боген Роберт — оба выехали в Польшу год или два назад.

Протокол прочитан, записан верно: Зайдель.

Допросил: ст[арший] следователь прокуратуры Львовской области, юрист II класса Габестро.

ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 116. Д. 392. Л. 56–61. Машинопись. Копия.

Ст[арший] следователь прокуратуры Львовской области Габестро В. И. допросил в качестве свидетеля:

Шкурпело-Вайзер Галину Ивановну, 1906 года рождения, урож[денную] с[ела] Вербивка Гадячского района Полтавской области, украинку, замужем, из служащих, с высшим образованием (в 1939 году окончила Днепропетровский торгово-экономический институт), не работает, проживает: Львов, ул[ица] Ивана-Франка, 104, кв[артира] 7.

Об уголовной ответственности за ложные показания по ст. 89 УК УССР предупреждена (Шкурпело-Вайзер).

В 1941 г[оду] я проживала во Львове и работала в Горпромторге ст[аршим] товароведом. Когда началась война, я попыталась эвакуироваться, доехала до г[орода] Золочева и вынуждена была вернуться.

Во Львове через неделю после начала войны уже были немцы. Примерно 29 и 30 июня я видела на улицах Львова объявления за подписью Степана Бандеры [1787] и Стецива [1788] , где они объявляли об изгнании, как они писали, «жидовской коммуны и переходе власти в руки украинских националистов».

Числа 2-го примерно июля я увидела на улице, как немцы и украинские националисты конвоировали по улице большую колонну гражданского населения, причем страшно избивали их прикладами.

В колонне большинство были евреи, но были и украинцы и другие лица нееврейской национальности. Было много женщин и детей.

Какие воинские части были во Львове в первые дни оккупации, мне известно не было, но я видела, что были немцы и украинцы в немецкой форме, которые разговаривали на украинском языке. Кроме того, были организованы отряды местной полиции, которые сначала ходили в штатском с желто-голубой повязкой на рукаве (отличительный знак националистов). Потом появились войска в форме, отличной от немецкой. Их называли УГА (Украинская Галицкая армия).

В первые же дни здесь в основном действовала воинская часть из немцев и украинцев — все в немецкой форме. Они творили во Львове страшные бесчинства, занимались грабежами квартир. Если кто-либо возражал — их убивали на месте и калечили палками.

Я продолжала работать в промторге. Питалась я у одного учителя музыки — поляка Липинского Марьяна Михайловича. У них я слыхала, что в ночь на 4 июля 1941 года были в массовом порядке уничтожены крупные представители польской интеллигенции, в т. ч. профессор Бартель, писатель Бой-Желенский и многие другие, всего 36–38 человек.

Липинский выехал в Польшу в 1946 году.

Убийства жителей Львова в массовом порядке продолжались весь период оккупации. На день смерти Петлюры [1789] немцы и националисты уничтожили более 25 000 человек евреев и других заключенных лагерей, и так продолжалось все время [1790] . Периодически людей уничтожали десятками тысяч.

Названия воинской части «Нахтигаль» я в начале оккупации не знала, фамилию Оберлендера я не слышала. Только после окончания войны я узнала, что в первые дни оккупации во Львове хозяйничали «нахтигальцы».

Уточняю, что в форме УГА были в основном пожилые люди, эмигранты, члены бывшей петлюровской армии. Они руководили «нахтигальцами» и были организаторами во Львове воинских частей СС из украинских националистов.

Об их деятельности может рассказать адвокат Криницкий, ранее работающий в Одессе [1791] . Он был во Львове в период оккупации референтом жилищного отдела (начальником отделения), а его непосредственный начальник д[окто]р Рыбак — бывший петлюровец, был членом УГА. Они носили отличительные знаки — белый кружок и в середине белый крестик.

Протокол прочитан, записан правильно: Шкурпело-Вайзер Г. И. Допросил: Габестро.

ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 116. Д. 392. Л. 62–64. Машинопись. Копия.

Ст[арший] следователь прокуратуры Львовской области Габестро допросил в качестве свидетеля:

Масляк Емельян Владимирович, 1893 года рождения, уроженец гор[ода] Ясло [1792] Краковского воеводства, Польша, украинец, женат, из служащих, с высшим образованием (в 1917 году закончил Венский университет, юридический факультет. В том же году закончил Львовскую академию художеств), работает в настоящее время членом Союза советских художников, ответственным секретарем секции графики, проживает в г[ороде] Львове, ул[ица] Куйбышева, 8, кв[артира] 3.

Об уголовной ответственности за ложные показания по ст. 89 УК УССР предупрежден (Масляк).

До 1940 года я работал художником. С 1940 года стал заведующим библиотекой Шевченковского района г[орода] Львова. После оккупации города меня через две недели примерно сняли с этой должности и на мое место назначили националиста д[окто]ра Брика. Брик не особенно разбирался в литературных вопросах и поэтому просил меня заходить в библиотеку помогать ему в работе. Я согласился, т. к. кроме основной работы я, как художник, интересовался изданиями с редкими иллюстрациями.

Впоследствии я, пользуясь этой работой, оказывал посильную помощь лицам, преследуемым фашистскими и украинскими националистами.

В первые дни оккупации во Львове бесчинствовали немцы и организованные немцами банды. Во второй-третий день оккупации я на ул[ице] Богдана Хмельницкого видел бегущих по улице в одиночку и мелкими группами окровавленных людей. Я спрашивал у некоторых появлявшихся навстречу людей, что случилось, и мне пояснили, что на улице Богдана Хмельницкого по квартирам ходят организованные немцами банды и избивают евреев железными прутами и ломами. При этом многим из них уже переламывали кости. Кто-то из пострадавших пояснил мне, что вместе с этими бандитами ходят и немцы. Тогда я, зная хорошо немецкий язык, обратился к немецкому унтер-офицеру на улице и, показывая на идущих по улице окровавленных людей, спросил, что это происходит. Немец ответил мне, что они здесь ни при чем. Это судит народ. Я сказал немцу, что наш край и до этих пор без народа не был, но таких издевательств над людьми не было. Немец ничего мне не ответил, и я отошел.