Алексей Абрамов - Правда и вымыслы о кремлевском некрополе и Мавзолее

Каждый год Мавзолей Ленина посещает около миллион человек.

…Недавно репортер спросил людей на Красной площади, почему они идут в Мавзолей и что для них значит Ленин.

Разные люди дали разные ответы.

Кому за сорок и старше:

— Почтить память.

— Вождь революции.

— Создатель партии.

— Основатель нашего государства.

Две подружки лет семнадцати, пожав плечами, ничего не смогли ответить. Для них Мавзолей, видимо, зрелищное учреждение. Они идут в усыпальницу как в музей.

Бурные политические страсти, кипевшие в начале XX века, когда лучшая и честнейшая молодежь России вступила в битву «с игом проклятой нужды», «за землю, за волю, за лучшую долю», шла в тюрьмы и ссылку во имя светлой цели, — эти страсти постепенно остыли. На смену им пришли новые споры, жизнь ставит новые задачи, и то, что для поколения первой половины XX века представлялось злободневностью, для новых поколений уже далекая история.

В 90-х годах в России вспыхнули реставраторские тенденции, схожие с восторжествовавшими в Англии после смерти вождя революций Кромвеля и во Франции после возвращения Бурбонов. Тогда революции, потрясшие и обновившие эти страны, были названы преступными заговорами, а их вожди — диктаторами и узурпаторами. Это не был приговор истории. Ныне обе революции единодушно признаются великими мировыми событиями, несмотря на широкий диапазон в оценках. А реставраторские тенденции бурно проявились у нас…

Еще недавно о Мавзолее Ленина слагали оды и поэмы. Его воспевали как святыню мирового значения. Из стихов и статей о Мавзолее можно составить несколько томов. Одни воспевали искренне, другие — потому что так полагалось. Есть такая публика, привыкшая держать нос по ветру. Вчера она к Ленину примазывалась, сегодня шарахается от него и не прочь щегольнуть в своих статьях конъюнктурными плевками в Мавзолей. Невольно вспоминается восточное изречение: «мертвого льва может лягнуть даже осел».

Привыкнуть можно ко всему. И мы уже начали привыкать к тому, что некоторые политики и литераторы делают из Ленина какого-то головореза, разбойника с большой дороги. По их мнению, Ленин и спать-то ложился, не иначе как спрятав под подушку пулемет.

Эти люди считают себя прозревшими мудрецами. А на самом деле они лишь щепки в бурном потоке могучей реки по имени История. Их тщетные попытки перечеркнуть значение Ленина, значение Октября — естественный процесс, известный историкам как «закон обратной волны».

Прекрасно видим его действие на примере Франции. В известный период революционные события овладевают Францией, насыщают ее воздух своими идеями, называют ее улицы своими именами и триединый лозунг свой запечатлевают на стенах ее общественных зданий — от Пантеона до каторжной тюрьмы. Но вот события в бешеной игре своих внутренних сил развернули все свое содержание, высоко поднялся и отхлынул последний вал — воцаряется реакция. Со злобной неутомимостью она вытравляет все воспоминания из учреждений, памятников, документов, из журналистики, из обихода речи и — что еще поразительнее — из общественного сознания. Забываются факты, даты, имена. Воцаряется мистика, эротика, цинизм. Где революционные традиции? Исчезли без следа…

Не так ли сегодня у нас?

Однако в вечном течении Истории один водяной вал сменяет другой. Но вот что-то незримое случилось, что-то сдвинулось, какой-то неведомый ток прошел через атмосферу Франции — и ожило забытое, и воскресли мертвецы. И всю свою мощь обнаружили традиции. Где скрывались они? В таинственных хранилищах бессознательного, где-то в последних нервных волокнах, подвергшихся исторической переработке, которой уже не отменит и не устранит никакой декрет. Так из 1797 года выросли 1830-й, 1848-й и 1871-й.

Так не только во Франции.

В 1658 году был торжественно похоронен герой Английской революции, полновластный правитель страны Оливер Кромвель. Он казался современникам олицетворением всех человеческих добродетелей. Но через два года на трон взошел Карл II Стюарт — начинается реставрация. И великий Кромвелъ бичуется прессой как «кровавый диктатор», «цареубийца» (за казнь Карла I), «исчадие ада», а сама революция — как «коварный заговор» и «узурпация власти». Все, свершенное за 20 революционных лет, подверглось злобному поношению. (Узнаете действия Волкогонова, Солоухина, Собчака, А. Яковлева и их единомышленников?) Останки Кромвеля извлекли из саркофага и повесили, а череп выставили на крыше Вестмистер-Холла. Но прошли годы. В Лондоне поставлен памятник Оливеру Кромвелю. Сегодня каждый английский школьник скажет: Кромвель — крупная историческая фигура, гордость британской нации, а Английская революция — исходная точка всей современной цивилизации.

Такая же обратная волна захлестнула в свое время и Францию. В 1815 г. на трон взошел Людовик ХVIII — началась реставрация Бурбонов. Все 26 лет со дня взятия революционерами Бастилии, включая правление Наполеона, были объявлены пагубными и преступными. Революцию окрестили «заговором масонов». (Не отсюда ли черпают термины наши поклонники гражданина Николая Романова, бездарное правление которого привело закостеневшую в развитии Россию к трем революционным взрывам в начале XX века?) Вождей восстания заклеймили как «тиранов», «узурпаторов» и «цареубийц» (за казнь Людовика ХVI и королевы Марии-Антуанетты). Останки Марата и Мирабо еще раньше вынесли из Пантеона; прах Наполеона уцелел лишь потому, что покоился вдали от Франции — на острове святой Елены. Сегодня на надгробье Наполеона, бережно перевезенного в 1840 году в Париж, постоянно живые цветы. День победы Французской революции — важнейший общенациональный праздник. На торжества в честь ее 200-летия прибыли главы государств и правительств почти всех стран мира. Юбилейный военный парад принимал президент республики. Можно смело предсказать, что 200-летие реставрации Бурбонов праздновать не будут.

Таким образом, то, что происходит сегодня вокруг Ленина, Октябрьской революции, вокруг Мавзолея, вполне объяснимо и, как видите, закономерно. Мы тоже должны переболеть своей историей. Взглянуть на нее более зрело, в чем-то более критично. Не надо торопиться, чтобы не стать посмешищем для потомков, чтобы не сказали о нас то, что говорили о Бурбонах: «Они ничего не поняли и ничему не научились».