Николай Никулин - От братьев Люмьер до голливудских блокбастеров

Не меньше о собственной скромности говорит его фраза, когда он стал знаменитым: «Меня знают в тех уголках Земли, где люди никогда не слышали об Иисусе Христе».

Такому подходу к жизни его научил немецкий философ Артур Шопенгауэр, чей трактат «Мир как воля и представление» с детства стал настольной книгой Чаплина. Шопенгауэр считал, что люди обречены на одиночество в этом мире, будучи рабами мистической воли, не имеющей никакого отношения к воле отдельно взятого человека. Но чтобы понять эту мысль, как пишет философ в предисловии, нужно знать две вещи: «философия Канта – единственная, основательное знакомство с которой предполагается в настоящем изложении. Но если, кроме того, читатель провел еще некоторое время в школе божественного Платона, то он тем лучше будет подготовлен и восприимчив к моей речи». Конечно, нужна известная доля «скромности», чтобы вообще открыть его книгу. Впрочем, Чаплин читал ее в течение сорока лет и никогда не мог дочитать до конца.

О ЧАРЛЬЗЕ СПЕНСЕРЕ ЧАПЛИНЕ ВЫПУЩЕНО ДОСТОЙНОЕ ЧИСЛО НАУЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ, БЕСПОМОЩНО ОБЪЯСНЯЮЩЕЙ ПРИНЦИПЫ КОМИЧЕСКОГО В НЕМОМ КИНО. ВСЕ ОНИ НЕ СМЕШНЫ И ОБРЕЧЕНЫ СУЩЕСТВОВАТЬ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО В АКАДЕМИЧЕСКОЙ СРЕДЕ.

Но в детстве английского комика были и светлые моменты: первую романтическую любовь он испытал в шестнадцать лет, глядя на театральную афишу. Там была изображена девушка с развевающимися на ветру волосами. Что и говорить, уже в то время реклама управляла человеческими чувствами, будоражила воображение. Молодой Чарли представлял, как играет с этой девушкой в гольф, как бродит с ней по живописным местам, наслаждаясь звуками природы. Романтика! А ведь спустя несколько десятилетий большинство женщин мира, глядя на афиши с Чаплином, будут мечтать о том же. Ну разве что оставляя гольф за скобками.

Трюкачеством он занимался сызмальства – как-никак происходил из семьи артистов. А ведь настоящий актер создает свои уникальные жесты из живых наблюдений. Чаплину частенько приходилось наблюдать за чудаком по имени Рамми Бинкс. Особенно его поразила «шаркающая походка» бродяги, обреченного на бульварные шатания из-за отсутствия денег на поездку в кэбе: «Походка его показалась мне насколько смешной, что я скопировал ее. Когда я показал матери, как ходит Рамми, она стала умолять меня остановиться. Было слишком жестоко пародировать несчастье. Но я с удовольствием заметил, что она сует подол фартука в рот, чтобы не расхохотаться. А потом она ушла в чулан и хихикала там минут десять. День за днем я оттачивал эту походку. Она стала для меня наваждением. Стоило мне ее показать, и все вокруг смеялись. И теперь, что бы я ни делал, не могу отделаться от этой походки».

Надо сказать, что комическому актеру тех лет было достаточно научиться паре-тройке неуклюжих движений, чтобы найти свое призвание. Зритель не притязал на статус утонченного ценителя прекрасного и жаждал просто весело провести время. Поэтому мюзик-холлы не силились изобретать новые режиссерские теории и актерские системы. Актерам нужно было изображать простые эмоции – страх, разочарование, счастье. Причем делать это с известной долей гротеска. Держать эмоции в себе – непозволительная роскошь. Чаплин писал: «Я ненавижу те школы драматического искусства, которые требуют рефлексии и самоанализа для пробуждения в актере верного чувства. Самый факт, что учащегося приходится подвергать такой душевной операции, уже доказывает, что он не может быть актером».

1914 ГОД СТАЛ ЗНАКОВЫМ ДЛЯ ЧАРЛИ. ОН БЫЛ ОДНОВРЕМЕННО И ПЛОДОТВОРЕН, И ОБРЕМЕНИТЕЛЕН, И ОПРЕДЕЛЯЮЩ. И ПУСТЬ У АКТЕРА ЦЕПЕНЕЛ МОЗГ ПОСЛЕ СЪЕМОЧНОГО ПРОЦЕССА, ВСЕ РАВНО НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ ОН НАХОДИЛ ИСЦЕЛЕНИЕ В РАБОТЕ.

Пантомима стала коньком Чарли. Он падал, получал по шее, бился головой, но оставался здоров. Это актерское «бессмертие» достойно научного термина или серьезной статьи в философском словаре, так как стало комическим приемом на все времена. Кот Том, преследуя мышонка Джерри, в какие только заварушки не попадал. Его даже могло расплющить, но без риска для жизни. Смеяться можно лишь над живыми.

Однажды Чарли нужно было сыграть пьяницу в пантомиме «Молчаливые пташки» – несложную роль для актера с таким большим опытом. На сцене исполнялся, по сути, цирковой номер – с фокусниками и атлетами. И вот среди этих бесхарактерных персонажей появлялся «пьяный джентльмен» с характером ярким и буйным. Конечно, это еще не был тот узнаваемый образ бродяги из фильмов Чаплина, но фрак пришелся по размеру. Годы спустя уже широко известный комический актер выступал с гастролями на американской сцене, а еще позже попал в тамошнее кино.

Еще раз напомним: кинематографу было далеко до почетного звания высокого искусства. И еще раз – извините за назойливость – добавим: ну не появились еще на свет кинокритики, способные оправдать свое существование словами: «Мы пишем о сложном явлении». Режиссура тогда была отнюдь не сложная, по признаниям самого Чаплина. «Следовало только помнить, где право, где лево». А камера неподвижно фиксировала линейные перемещения актера.

В своем первом фильме «Зарабатывая на жизнь», снятом в 1914 году, Чаплин вновь примерил фрак, чтобы сыграть внушающего ужас злодея с усами и в высоком шелковом цилиндре. Стоит ли говорить, что он был хорош? Впрочем, мы уже сказали.

Кинопроизводство встало на поток. Бездушный конвейер не щадил Чаплина и его здоровье – тот приходил каждый вечер обессиленным. Но заподозрить актера в мазохизме нельзя. Ради съемок, которые вскоре станут его любимым делом, можно было и потерпеть. Он был пластичен, подвижен, изобретателен. В том же в 1914 году в ленте Мака Сеннета «Нокаут» Чаплин продемонстрировал комическое мастерство в роли судьи на ринге. Его задача – ловко уворачиваться, дабы не попасть под чей-нибудь удар. Ясно, что случайно пропущенный хук не сильно обременил бы бессмертного Чарли, но зрителю нужно было дать понять, что в игре есть свои правила.

ПАНТОМИМА СТАЛА КОНЬКОМ ЧАРЛИ. ОН ПАДАЛ, ПОЛУЧАЛ ПО ШЕЕ, БИЛСЯ ГОЛОВОЙ, НО ОСТАВАЛСЯ ЗДОРОВ. ЭТО АКТЕРСКОЕ «БЕССМЕРТИЕ» ДОСТОЙНО НАУЧНОГО ТЕРМИНА ИЛИ СЕРЬЕЗНОЙ СТАТЬИ В ФИЛОСОФСКОМ СЛОВАРЕ, ТАК КАК СТАЛО КОМИЧЕСКИМ ПРИЕМОМ НА ВСЕ ВРЕМЕНА.

Впрочем, бессмертие на экране еще не обеспечивало бессмертие в жизни. Работать приходилось мучительно много. 1914 год вообще стал знаковым для Чарли. Он был одновременно и плодотворен, и обременителен, и определяющ. И пусть у актера цепенел мозг после съемочного процесса, все равно на следующий день он находил исцеление в работе. На ней, по счастью, много думать не приходилось. Определяющим же стал фильм «Необыкновенно затруднительное положение Мэйбл», в котором Чаплин нащупал вечный образ – образ Бродяги, достойного конкурента Дон Кихота и Гамлета. С Бродяги начался настоящий Чаплин и, позволим себе смелое заявление, началась история киноискусства. Приклеенные усики, трость, котелок, башмаки с удлиненным носом, неуклюжая походка – внешние атрибуты определили судьбу актера. Склонные к мистическим трактовкам аналитики могли бы найти в этой истории классический сюжет о том, как костюм изменил личность человека, но все же без внутренних интуиций самого Чарли здесь не обошлось. Его наблюдательность пришлась кстати. Впрочем, его Бродяга отнюдь не претендовал на собирательный образ всех бродяг, как бы велик ни был соблазн высказать эту глубокую мысль. В нелепом джентльмене с тросточкой было столько же правдоподобия, сколько в античных актерах с огромными масками и на ходулях (хотя у Аристотеля к ним по части реалистичности почему-то не было претензий). В Бродяге содержалась не суровая правда жизни, а карикатурная – та, которая ведет к трагедии через смех. В ленте «Детские автомобильные гонки» (1914) Чарли появляется в виде зеваки, попадающего в комические ситуации. В самом деле неясно, зачем он пришел на эти гонки, – может быть, просто забрел? Но явно он ошибся адресом. Он не подлинный ценитель, не крикливый болельщик, не светский лев – он просто бродяга, которому с этого момента придется бродить из фильма в фильм.