Алексей Маслов - Китай 2020: пандемия, общество и глобальные альтернативы

Вторая группа стрессов – социально-политическая. Она связана прежде всего с волнениями в Гонконге, которые развернулись в 2019 г. и стали самыми крупными протестными выступлениями в Китае за все время существования КНР. Это нанесло удар и по имиджу КНР, и по до этого вполне удачно разливающейся концепции «одна страна – две системы». По сути, Гонконг частично перестал жить нормальной деловой жизнью уже с середины 2019 г., и хотя на фоне вспышки коронавируса выступления потеряли свою остроту, в мае 2020 они возобновились с новой силой. Это же привело к принятию Закона о внутренней безопасности Гонконга 30 июня 2020 г. в рамках которого Пекин по сути ввел прямое управление территорией в случае «существенных угроз для национальной безопасности». События в Гонконге повлияли и на третью группу стрессов – политическую.

Третья группа стрессов: политико-идеологическая, она связана с тем, что прежде всего США начали систематическую атаку на Китай, тщательно выстраивая «контур изоляции» Пекина. Это шло сразу по нескольким векторам, в том числе обвинения в адрес «коммунистического режима Китая» в нарушении свобод в Синьцзян-Уйгурском автономном районе, в Гонконге, нарушение прав мусульман в КНР. Другой вектор воздействия – это атака на важнейшую инициативу Китая «Пояс и Путь» и на ее ключевой компонент «экономической пояс Шелкового пути», чтобы не дать Китаю создать свой устойчивый макроэкономический регион и широкую сеть китайских инфраструктурных проектов по всему миру.

Четвёртая группа стрессов, тесно связанная с третьей: атака со стороны США на технологический и экспортно-импортный потенциал Китая, на китайские технологии, в том числе на технологических гигантов Китая, типа Huawei, обвинения Китая со стороны Вашингтона в тотальном кибершпионаже, отказ от поставок в Китай передовых технологий и ряда микрочипов, а также отказ от закупок китайского оборудования. Учитывая, что Китай пока очень сильно зависит от иностранных составляющих, это теоретически может заметно затормозить планы Китая, в том числе по реализации проекта «Сделано в Китае 2025» – выход в число мировых высокотехнологических держав.

К этому же прибавляется атака на экспортно-импортные операции Китая, в том числе к концу 2019 г. Пекину пришлось пойти на соглашение о безальтернативной закупке в США товаров на 200 млрд долл. в течение двух лет, что многие восприняли как неспособность китайской системы, тесно привязанной к торговле с США, каким-то образом противостоять давлению и поддерживать свой баланс.

В 2019 г. экономика Китая выросла лишь на 6,1 % – самый низкий показатель за последние 29 лет 29. Формально это позволило Китаю выполнить поставленную перед самим собой задачу по поддержанию темпов экономического роста в пределах от 6 % до 6,5 %. Для некоторых стран такие темпы роста – это вообще недостижимый показатель, но после того, как Китай рос до уровня двузначных цифр (2005–2007, 2010), для внешних наблюдателей это показалось началом конца «китайского экономического чуда». И это заставило говорить о том, что любая серьезная социальная или экономическая проблема может в прямом смысле обрушить здание китайской экономики, а за этим – и всей мировой торговли и производства. И, как следствие, первые сообщения о вспышке эпидемии и сначала о частичной, а потом и о почти полной остановке производства заставили мир рассуждать о «китайском коллапсе». Забегая вперед, скажем, что во многом эти рассуждения были обусловлены тем, что простой экономический анализ развития Китая с западной точки зрения без учёта того, как по-настоящему построена китайская экономика и как управляется хозяйство, уже в течение многих лет приводит к странным выводам о скором «крахе Китая». У Китая есть свои «особенности», это прежде всего строго централизованное управление верхним слоем экономики при высокой и вполне либеральной конкуренции на уровне малых и средних предприятий. Это и невысокая эффективность частично дотируемого и при этом очень устойчивого государственного сектора при очень высокой эффективности и конкурентности МСП, это постоянное оперирование разными преференциями, налоговыми льготами, сознанием специальных зон, но не в пользу отдельных предприятий, а в пользу всех участников рынка. И это жесткий контроль над финансовой сферой, ключевыми системообразующими предприятиями и стимулирование самых передовых технологий. И здесь государство выступает в качества основного централизованного «менеджера» и к тому же очень жесткого «ментора» развития всего бизнеса в стране. Больше всего внешних наблюдателей пугало стабильное замедление роста ВВП.

В абсолютных цифрах прирост ВВП продолжался уже с 1991 г. (было лишь небольшое снижение в 2016 г.), но сами темпа роста с 2011 г. замедлялись. С середины 2018 г. Китай был втянут в торговое противостояние с США, которое завершилось «первой фазой» сделки – она обязывала Китай закупить в США в течение двух лет американских товаров на 200 млрд долл. Причем закупить в безальтернативном порядке, «отодвинув», очевидно, многих других своих партнёров.

Поэтому китайская экономика тормозится, но в разные периоды и в разных секторах – разными темпами: все зависит от региона. Торможение шло вполне «плановое»: официально по итогам первого полугодия рост ВВП составил 6,3 % (по 2018 г. – 6,6 %). По кварталам темпы роста также показали плановое снижение.

В 2019 г. заметно проявились и региональные дисбалансы, например, южные регионы Китая развивались заметно быстрее центральных и северо-западных. На первую половину 2019 г. провинция Хэйлунцзян показала один их самых низких темпов роста в Китае – 4,3 %, хотя по плану должна была расти до 5 % (и это уже ниже среднего по Китаю). Ещё хуже обстояла ситуация с провинцией Цзилинь, где рост составил 2,4 % в первом квартале 2019 г. при целевых показателях 5–6 % в год. Также нехорошо обстоят дела еще с одной северо-восточной провинцией Ляонин – 5,8 %, а намечено было 6,3 %. При этом приморские провинции, как всегда, выглядели неплохо, хотя и немного «просели»: Фуцзянь – 8,1 % (целевой показатель 8–8,5 %), Чжэцзян шел с опережением – 7,1 % (план – 6,5 %). Город Шэньчжэнь – центр высоких технологий и массовых электронных производств – показывал рост 7,4 %, географически близкий ему провинциальный центр Гуанчжоу рос на 7,1 %, южные города Дунгуань и Фошань – 6,9 %. Южная провинция Юньнань росла на 9,2 %, Гуйчжоу – на 9 %, Цзянси – на 8,6 %, и это – самые быстрые темпы роста по Китаю.