Борис Черных - Старые колодцы

16.02.1982 (Подпись)

Это заявление получил сотрудник УКГБ

по Иркутской области капитан Караулов

за три месяца до арестов Б.Черных и А. Панова.

В Управление КГБ от Беловежец Г.П. (проживает: Иркутск 5, ул. Гоголя, 2, кв. 9).

Отказ Б.И.Черных подписать соцобязательства… О политинформации…

«В разговоре с А. Королевым Б.И. высказал мнение, что земля должна находиться в частной собственности»… О событиях в Польше…

5 марта 1982 г.

Объяснение получил сотрудник УКГБ Кононов

за два месяца до майских событий 1982 года.

Том 1.

Помощнику Прокурора Иркутской области

по надзору за КГБ Н.Ф. Луковкину

от Черных Б. И.

Заявление.

Прошу Вас отдать распоряжение ознакомить меня с положением о комитете государственной безопасности, чтобы я, зная правовое положение КГБ в системе государственных институтов, мог далее способствовать успешному ходу следствия.

Прошу также санкционировать продолжение содержание меня под стражей, т.к. 2-х месячный срок предварительного следствия истек 25 июля сего года.

С уважением 30 июля 1982 г. Б.И.Черных.

Отказано в удовлетворении Луковкиным.

Заявление Б.И.Черных, следом, с требованием вернуть «Дело»

в прокуратуру. Отказано.

Допрос 9 августа. Лист 66, т. 2.

Вопрос: Ряд статей, помещенных в альманахе «Литературные тетради», содержит клеветнические измышления, порочащие советский государственный и общественный строй. Что вы можете показать по этим эпизодам обвинения.

Ответ: Да, я действительно в указанное время выпустил три номера альманаха «Литературные тетради» Вампиловского книжного товарищества, которое создано мной осенью 1980 года. Помощь Панова и других заключалась в работе над их собственными статьями, помещенными в альманахе. Работа по корректированию и редактированию статей выполнена мною. Материалы 4-го и последующих номеров «Литературных тетрадей» изъяты у меня дома при обыске.

В части вопроса, определяющего некоторые публикации «Литературных тетрадей» как клеветнические, могу сказать следующее: «Я не признаю идеологическую направленность вопроса, стало быть, считаю неправильным эстетическую проблематику альманаха подменять политической. Таким образом, я категорически отрицаю ортодоксальность этой части вопроса и отказываюсь на него отвечать».

Вопрос: Далее в постановлении о предъявлении обвинения сказано, что вы в разговорах с членами так называемого Вампиловского книжного товарищества и другими лицами возводили клевету на советский государственный и общественный строй. Что вы можете пояснить по этому вопросу?

Ответ: Считаю, в этой части обвинения следственные органы нарушают конституционные гарантии свободы личности и поэтому не считаю нужным отвечать на этот вопрос.

Из допроса 9 сентября.

Ответ Черных: «Повесть “Садовник” писалась мною с середины 70-х годов. Повествование доведено до 1965 года. В ней я изобразил героя нашей эпохи, каким он мне представляется. В целом о „Садовнике“ говорить рано – рукопись в работе».

Том 2.

Том 2, лист 151.

Протокол допроса.

От 14 сентября 1982 года.

Начат в 14.35.

Лист 151, т. 2.

Окончен в 18.50.

Вопрос: С какой целью вы давали читать…

Ответ: Книгу А. Платонова «Чевенгур», выдающегося советского писателя, я рекомендовал для чтения моим товарищам, как и она была рекомендована мне. Это выстраданное произведение. В нем воплощены надежды автора на благоприятный исход трудных реалий эпохи становления нового строя. Одновременно это честное исследование данности; остается удивляться, что до сих пор книга не издана у нас.

195 страниц № части книги Александра Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» я давал Панову Александру с единственной целью, чтобы он ознакомился с Достоевским типом мышления, когда трагизм чрезвычайных условий жизни (лагерь, тюрьма, отверженность) рождает страшные, может быть, фантасмагорические картины типа «Записок из Мертвого дома».

Об остальной, перечисленной в вопросе, литературе, не считаю возможным говорить. Она, как и книги Платонова и Солженицына, предназначалась для меня самого, для кабинетной работы.

Статью «Свойства провинциального мировосприятия вообще аморально делать предметом криминального исследования, и я более не хочу говорить о ней.

Допрос 13 сентября. Лист 148, том 2.

Ответ Б.И.Черных: «Сборник „Из-под глыб“ симптоматическое явление современной мысли, мечущейся, ортодоксальной, противоречивой. С точки зрения литературной, сборник не выглядит строго выстроенным, одна мысль пронизывает все статьи и объединяет их – это мысль о религиозном возрождении русского народа. Из всех авторов сборника наиболее сильное перо у А. Солженицына, но удивляет культурность стиля известного математика Игоря Шафаревича. В целом же сборник „Из-под глыб“ – свидетельство глубоких переживаний авторов, испытывающих горькие сомнения в новых нравственных ценностях, привнесенных марксистским учением и практикой. Глубина переживаний и горечь – свидетельство искренности их взглядов, восходящих к переживаниям таких титанов отечественной литературы и философии, как Достоевский, Толстой, Соловьев. На мой взгляд, сборник статей „Из-под глыб“ заслуживает серьезного методологического разбора мыслителями типа Юрия Карякина или Лена Карпинского. Именно честная критика помогла бы правильному ориентированию общественности в сонме нынешних проблем и вопросов.

Дать оценку рукописи классика советской литературы М. Булгакова «Собачье сердце» не могу, ибо так и не прочел ее, откладывая прочтение на поздние сроки. Книга известного советского философа А. Зиновьева «Светлое будущее», а теперь, к сожалению, эмигранта, не выдерживает привередливой критики (рыхлость композиции, затянутость эпизодов), но, возможно, автор поторопился выпустить книгу в свет и со временем придаст стройность этой сатирической повести. Не вызывает сомнений социалистичность взглядов автора, хотя герои повести позволяют себе, как и в жизни, вольности, присущие жанру, имеющему многовековую традицию.

О книге А.Солженицына «Ленин в Цюрихе» и журнале «Континент» по сугубо личным соображениям говорить ничего не могу.

По содержанию 195 страниц книги Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» судить не могу в целом о книге. Но из изложенного в 195 страницах можно предположить, что книга – плод таланта незаурядного, но потерявшего праздничное ощущение жизни и мира. Впрочем, трагизм судьбы автора (сродни трагизму судьбы Достоевского) – та доминанта, которую он преодолеть не в силах. Остается воспринимать объективно не только проблематику Солженицына, но и его личную трагедию, и видеть правильный исход из противоречий, которые видит сильный, но, к сожалению, односторонний ум…