Конрад Лоренц - Человек находит друга

Если под одной кровлей с собакой живут и другие четвероногие или пернатые, то, насколько трудно или легко будет ей справляться со своим охотничьим инстинктом, зависит от того, кто они такие. Даже самого азартного охотника можно быстро приучить к тому, чтобы он не трогал ручных птиц, как следует из ответа пса Красавчика его хозяину Куперу:

Но внушить ему такое же уважение к различным мелким зверькам – задача чрезвычайно сложная. Наиболее соблазнительными собаке, по-видимому, представляются кролики, и тут не следует полагаться даже на тех собак, которые никогда не трогали кошек. Это относится и к моим собакам – Сюзи, например, непонятно почему не проявляет ни малейшего интереса к золотистым хомячкам, но даже не трудится скрывать, как ей хотелось бы прикончить очаровательного тушканчика, который скачет на свободе по моему кабинету и которого ей строго-настрого запрещено трогать. Много лет назад я был несказанно удивлён, когда принёс домой молодого ручного барсука и познакомил его с тогдашними моими собаками – свирепыми немецкими овчарками.

Я полагал, что этот незнакомый дикий зверь пробудит в них худшие охотничьи инстинкты, но случилось обратное: барсук, который прежде жил у лесника и, несомненно, привык к собакам, бесстрашно пошёл на овчарок, и те, хотя обнюхивали его с непривычной осторожностью, с самого начала признали в нем не добычу, а несколько странного члена собачьего племени. Уже через два-три часа они увлечённо играли с ним, и любопытно, что приёмы мохнатого новичка оказались слишком грубыми для его тонкокожих товарищей, которые то и дело взвизгивали от боли. И все-таки игра ни разу не перешла в драку. Собаки сразу же положились на осведомлённость барсука в соответствующих запретах и позволяли ему валить себя на спину, хватать за горло и «душить» в соответствии с правилами игры, как позволили бы это приятелям-собакам.

Поведение всех моих собак по отношению к приматам было весьма своеобразным. Мне пришлось как следует их вышколить, чтобы сберечь лемуров, и особенно очаровательную самочку Макси, за которой собаки, застав её в саду, продолжали охотиться даже после всех преподанных уроков. Впрочем, её это только забавляло, да и они были не так уж виноваты, потому что Макси обожала подкрадываться к ним, щипать за зад или дёргать за хвост, чтобы потом удирать на дерево и, расположившись на безопасной высоте, провокационно болтать хвостом над головами разъярённых псов. Ещё более двусмысленными были отношения Макси с кошками, и в частности с Пусси, хотя я дважды находил ей женихов, замуж она так и не вышла. Её первый поклонник ослеп почти сразу же после того, как я его купил, жизнь же второго безвременно оборвал несчастный случай. А потому Макси оставалась бездетной и, как часто бывает в подобных ситуациях, завидовала счастливым матерям, обременённым потомством; Пусси же обзаводилась потомством дважды в год. Макси прониклась к котятам такой же нежной любовью, какую питает к нашим детям моя незамужняя тётушка, но, если жена бывала только рада поручать малышей заботам тёти Гедвиги, Пусси смотрела на такие вещи иначе. Она испытывала к Макси глубочайшее недоверие, и та, когда её охватывало делание ласкать и баловать котёнка, должна была прибегать к особой тактике, обычно приносившей ей победу. Как бы тщательно ни прятала Пусси своих детей, как бы бдительно ни сторожила их, Макси все-таки их разыскивала и, бесшумно подкравшись сзади, похищала котёнка. Ей было совершенно достаточно одного – двух она никогда не брала. Малыша она держала так, как держат маленьких лемуров их матери – прижимала его к животу задней лапой. Трех свободных лап ей вполне хватало для того, чтобы убежать от кошки и раньше неё вскарабкаться на дерево, даже если та сразу же замечала похитительницу и бросалась в погоню немедленно. Обычно преследование завершалось тем, что Макси с котёнком устраивалась на самых верхних ветках, куда кошка не могла за ней следовать, и принималась упоённо его нянчить. Наиболее важную часть церемонии составляли врождённые инстинктивные движения, которыми она приводила в порядок шёрстку малыша. Макси самозабвенно вылизывала котёнка – ему эта процедура очень нравилась – и главное внимание обращала на те части тела, которые у всех младенцев требуют особо тщательного ухода.

Конечно, мы старались как можно скорее отобрать у неё котёнка, опасаясь, как бы она не уронила его на землю, но этого, по правде говоря, ни разу не произошло.

Возникает любопытный вопрос, ответа на который я так и не нашёл: каким образом Макси узнавала в котёнке «младенца»? Дело было не в величине: к столь же маленьким, но взрослым зверькам она относилась с полнейшим равнодушием, а когда позже Тита принесла щенят, любвеобильная «тётушка» прониклась к ним такой же нежностью, какой она прежде пылала к котятам, и её чувства нисколько не остыли и после того, как быстро развивающиеся овчарки переросли её вдвое. По моему настоянию Тита – хотя или с большой неохотой – позволяла Макси изливать на щенят её неудовлетворённую потребность в материнстве. Какие разыгрывались забавные сцены и какие восхитительные игры завязывались между лемуром и молодыми собаками!

Когда родился мой старший сын Томас, Макси восприняла его как наиболее подходящий объект для своих забот и часами просиживала на краю коляски. Люди, не привыкшие к виду лемуров, вероятно, испытывали жутковатое чувство – ведь не всякий сумеет отгадать по далеко не обычному облику этих странных существ, как они на самом деле милы и привлекательны. Непосвящённые усматривают что-то призрачное в этих чёрных личиках с «человеческими ушами», узким носом, слегка торчащими собачьими зубами и огромными янтарно-жёлтыми глазами, зрачки которых, как у всех ночных животных, днём сужаются в крохотную чернильно-чёрную точку.

В прошлом зоологи объединяли эту группу животных под название «лемуры-привидения». Но я поручил бы своего ребёнка заботам лемура так же спокойно, как и собственной тёте. Макси была способна причинить ему вред не больше, чем та. Однако именно любовь Макси к ребёнку и привела к трагическому конфликту – она ревновала его к законным няням и вела себя с ними настолько агрессивно, что пришлось ограничить её свободу. Ведь когда Макси «присматривала за ребёнком», она не подпускала к нему никого, кроме меня.

Совсем не так, как с лемуром, держались мои собаки и кошки с настоящими обезьянами, была ли то крохотная мармозетка или самка-капуцин Глория, которая была чуть побольше домашней кошки.