Конрад Лоренц - Человек находит друга

Одомашненные собаки, в которых преобладает шакалья кровь, всю жизнь остаются в той же зависимости от своего хозяина, в какой находятся молодые дикие собаки от взрослых. И это не единственная детская черта, которую в отличие от дикой собаки они сохраняют до конца жизни.

Коротка шерсть, хвост кольцом и висячие уши, свойственные многим породам, а главное, укороченная морда и выпуклость черепа, которые мы уже видели у торфяной собаки (Canis familiaris palustris), – эти черты характеризует у диких форм только молодых животных, но у домашней собаки сохраняются на протяжении всей её жизни.

Как и большинство характерологических черт, инфантильность может быть и достоинством и недостатком – все зависит от степени. Собаки, полностью её лишённые, хотя и интересны своей независимостью, хозяину особой радости не доставляют, так как они неисправимые бродяги и лишь время от времени снисходят до посещения дома своего владельца (слово «хозяин» тут явно не подходит). С возрастом такие собаки часто становятся опасными, так как, лишённые типичной собачьей покорности, они могут искусать или сбить с ног человека, словно другую собаку. Однако, осуждая дух бродяжничества и сопутствующее ему отсутствие верности хозяину или месту, я должен добавить, что избыток юношеской зависимости может, как ни странно, привести почти к тем же результатам, к каким приводит полное её отсутствие.

Хотя у большинства наших домашних собак истоки их преданности лежат именно в этой, до известной степени сохраняющейся инфантильности, избыток её даёт противоположную картину. Такие собаки чрезвычайно ласковы со своими хозяевами – а заодно и со всеми другими людьми. В «Кольце царя Соломона» я уже сравнивал этот тип собак с избалованными детьми, которые каждого мужчину называют «дядей» и любому незнакомому человеку навязывают свою непрошеную дружбу. И дело не в том, будто такая собака не знает своего хозяина, – наоборот, она радуется его приходу и приветствует его более восторженно, чем других, после чего охотно убегает с первым встречным. Подобная неразборчивая дружелюбность ко всему роду человеческому, несомненно, порождается сильнейшей инфантильностью – это доказывается всем строем поведения подобных собак. Они всегда излишне склонны к игре, и много времени спустя после того, как им исполнится год и все их нормальные ровесники успеют давно остепениться, они все ещё грызут хозяйские шлёпанцы и наносят смертельные раны занавескам, а главное – сохраняют рабскую покорность, которая у других собак при взрослении быстро сменяется здоровой уверенностью в себе.

Полаяв из чувства долго на незнакомого человека, такая собака угодливо валится перед ним на спину, стоит ему строго заговорить с ней. И тот, кто держит её поводок, для неё уже грозный и всемогущий хозяин.

Счастливая середина между слишком зависимой и слишком независимой собакой – это и есть идеал истинно преданной собаки. Этот идеал встречается далеко не так часто и уж, во всяком случае, гораздо реже, чем кажется среднему владельцу собаки.

Определённая степень непреходящей инфантильности необходима, чтобы собака питала к своему хозяину любовь и преданность, но её избыток заставляет собаку так же покорно обожать всех людей без разбора. Поэтому лишь относительно немногие собаки будут действительно защищать своего хозяина от хулигана: хотя они вовсе не остаются равнодушными к тому, что на хозяина кто-то напал, однако человек вообще внушает им благоговейное почтение, и они не в состоянии причинить ему вред.

Преданность собак, принадлежащих к тем породам, в жилах которых течёт какая-то для волчьей крови, принципиально отлична от преданности наших центрально-европейских пород, ведущих, по-видимому, своё происхождение непосредственно от шакалов. Вряд ли существуют породы, восходящие прямо к волкам: есть все основания считать, что человека в то время, когда он начал селиться в арктических областях, где вошёл в соприкосновение с тундровым волком, уже сопровождали собаки шакальей крови. Скрещивание волков с домашними собаками северных народов произошло, очевидно, сравнительно поздно и уж, во всяком случае, гораздо позднее, чем первое приручение шакала. Поскольку волк сильнее и выносливее, могла возникнуть потребность в породах со значительным преобладанием волчьей крови, а свирепость и неукротимость, вероятно, не слишком беспокоили обитателей Крайнего Севера – прирождённых дрессировщиков, умеющих справляться с самыми независимыми псами.

Непосредственным результатом этого большого и сравнительно недавнего прилива волчьей крови явилось значительно ослабление в «волчьих» породах черт одомашненности, и в частности, непреходящей инфантильности. Она заменяется зависимостью совсем иного типа, которая обязана своим происхождением специфически волчьим особенностям. Если шакал в основном ест падаль, то волк – настоящий хищник и зимой нуждается в помощи своих собратьев, охотясь на крупных травоядных – его единственный корм в эту пору года.

Чтобы обеспечить себя достаточным количеством пищи, волчья стая вынуждена покрывать большие расстояния, а результаты охоты зависят от взаимной поддержки в те минуты, когда её членам удаётся затравить дичь. Строгая организация стаи, беззаветная преданность вожаку и безоговорочная взаимная выручка – вот необходимые условия успешного выживания этого вида в тяжёлой борьбе за существование.

Такие волчьи свойства полностью объясняют сущность весьма заметных различий в характере «шакальих» и «волчьих» собак – различий, очевидных для всех, кто по-настоящему понимает собак. Первые относятся к своим хозяевам как к собакам-родителям, вторые видят в них скорее вожаков стаи и ведут себя с ними соответственно.

Покорности инфантильной шакальей собаки у волчьей собаки соответствует гордая «мужская» лояльность, в которой подчинение играет весьма малую роль, а рабская покорность – никакой. Волчья собака в отличие от шакальей вовсе не видит в хозяине чего-то вроде помеси отца и бога, для неё он скорее товарищ, хотя её привязанность к нему гораздо прочнее и не переноситься с лёгкостью на кого-нибудь другого. Это «однолюбие» развивается в молодых волчьих собаках весьма своеобразно – в определённый момент детская зависимость от родителей чётко сменяется взрослой преданностью вожаку стаи, причём это происходит, даже когда щенок растёт в изоляции от себе подобных, а «собака-родитель» и «вожак стаи» воплощены в одном человеке.

В этой главе я попытаюсь на конкретных примерах проиллюстрировать, каким образом упоминавшиеся выше характерологические черты проявляются в индивидуальных особенностях отдельных собак. При этом я буду исходить из общего деления собак на две противоположные группы по признаку либо полного сохранения детской зависимости, либо столь же полного её отсутствия в сочетании с соответствующей степенью преданности вожаку со всеми вытекающими отсюда последствиями.