Внутренний СССР - О механизме власти мифов над историко-политической реальностью

· Также А.Ф.Лосев не стал писать и об организации психики индивидов и обществ, вследствие чего миф и мифология , реально будучи порождением и достоянием субъектов, составляющих общество, сами обрели в его представлении ранг субъектов [25].

Однако причины, вследствие которых “Диалектика мифа” неудобочитаема, субъективно неоднозначно понимаема, а само явление мифа даже для автора книги на всём протяжении текста предстаёт в качестве «чуда» — исторически объективны, т.е. это не результат того, что А.Ф.Лосев косноязычен. Дело в том, что ко времени начала работы над этой книгой [26]терминологический аппарат науки не был развит настолько, чтобы А.Ф.Лосев или кто-либо другой мог бы с опорой на него разсматривать и описывать заинтересовавшую его проблематику о роли мифа в истории и современности:

В мировоззрении [27]и миропонимании [28]науки, — как и всего остального общества — в то время не было представления об объективности информации и меры [29]как общеприродных свойств и как описательных категорий, — и соответственно не могло быть и представления об обусловленности интерпретации информации в психике людей субъективными факторами.

Всё это и нашло своё выражение в трёх отмеченных выше особенностях стиля повествования работы А.Ф.Лосева, поскольку он вышел на проблематику, которая для адекватного своего описания требует богоначального мировоззрения и миропонимания на основе признания объективности триединства материи-информации-меры [30]. А научная традиция ко времени жизни А.Ф.Лосева сложилась на основе Я-центричного мировоззрения и миропонимания и продолжала развиваться на этой основе. А в ней базовыми описательными категориями являются:

· пространство и время — как пустые «вместилища» Мироздания;

· вещество (впоследствии — «материя») и дух («физические поля» — в терминологии физики ХХ века), существующие в пространственно-временном «вместилище» (континууме).

Поскольку вещество (или «материя в целом») — это не информация и системы её кодирования, то в таком представлении информация (смысл) и системы её кодирования (меры) теряются в «духе»; либо невещественный дух объявляется «несуществующей» категорией, а по умолчанию вместе с ним из Мироздания изчезают и несомая им информация и алгоритмика её преобразования в различных жизненных процессах. Но поскольку «свято место» не может быть пусто, «гони природу в дверь — она войдёт в окно», то те, кто отверг дух (в том числе и Святой Дух), вынуждено вводят термин «физическое поле», но информация и мера для их сознания по-прежнему остаются если не «не проявленными», то неведомо как существующими. Отсюда и произтекают многие проблемы как исторически сложившегося к нашему времени естествознания, так и «гуманитарных» дисциплин, обретших на основе Я-центричного безмерного мировоззрения и миропонимания во многом качество противоестественности и самоизоляции от реальной Жизни .

Всякий миф как таковой представляет собой образно-языковую систему представлений о жизни, свойственную субъекту, которая включает в себя описания естественно-обыденных как природных, так и социальных явлений, а наряду с ними может включать в себя и то, что по его мнению является «мистикой».

Если из этого определения изъять упоминание о субъекте и «мистике», то практически теми же словами можно охарактеризовать научные теории:

Всякая научная теория как таковая представляет собой образно-языковую систему представлений о жизни, которая включает в себя описания природных или социальных явлений.

От гипотез научные теории отличаются тем, что учёное сообщество одни системы образно-языковых представлений само возводит в ранг теорий, а другие оно согласно терпеть только в качестве гипотез.

При этом разграничение теорий и гипотез исторически реально достаточно часто обусловлено не декларируемым научным сообществом принципом «только эксперименты и наблюдения подтверждают существующие теории и истинность гипотетических предположений», а статистикой субъективизма и корпоративной дисциплиной , свойственных учёному сообществу, вследствие чего история показывает, что многие прежние гипотезы обретают статус теорий только по мере того, как вымирают их противники — приверженцы опровергаемых гипотезами теорий, — или проходит соответствующая команда, и авторитеты научной мафии [31]её отрабатывают, возводя гипотезы в ранг легитимных теорий, а авторов гипотез — в ранг гениев.

Тем не менее научная культура требует экспериментального подтверждения гипотетических предположений, и если эксперименты получаются, то некоторая часть учёных под давлением их результатов оказывается способна отказаться от прежних теорий вообще или признать за ними ограниченную область применения, а подтверждаемые экспериментально гипотезы признать жизненно состоятельными теориями.

Но всё то, что учёное сообщество в силу разных причин не может признать ни в качестве доказавших свою состоятельность теорий, ни в качестве гипотез, требующих экспериментального или иного подтверждения, объявляется научной мафией объективно несуществующим [32]; а в случае, если так называемые «ненаучные» убеждения получают в обществе достаточно широкое разпространение, — бытующим мифом или суеверием.

7. Всё что выше сказано о науке, касается так называемой «позитивистской науки» Запада, характерной чертой которой является оторванность её как отрасли человеческой деятельности от религии, переходящая в откровенный атеизм. Основанием для существования науки вне религии является то обстоятельство, что выявленными ею законами в своей практической деятельности пользуются с одинаковыми результатами все люди вне зависимости от их этнического произхождения, конфессиональной принадлежности или откровенного атеизма.

Но как только дело доходит до изучения явлений обусловленных тем или иным субъективизмом, который уникален и далеко не во всех обстоятельствах в силу разных причин способен или желает возпроизвести тот или иной заказываемый ему результат, необходимый для подтверждения или опровержения гипотез, — методология познания «позитивистской науки» терпит крах.

Причиной этого является внеэтичность большинства познавательных технологий науки и безверие самих учёных другим субъектам, которых они норовят возпринимать в качестве объектов, не способных к этически осмысленной ответной реакции на постановку и осуществление эксперимента в отношении них. И это касается прежде всего их взаимоотношений с Богом по жизни.

Вследствие этого наука в самодовольной слепоте идёт на такие эксперименты, плоды которых заведомо этически недопустимы, и которых можно было бы избежать, если бы наука нашла себе место в религии, а в самой науке нашлось бы место праведной этике.