Братья Гордины - Анархия в мечте. Публикации 1917–1919 годов и статья Леонида Геллера «Анархизм, модернизм, авангард, революция. О братьях Гординых»

Составление, подготовка текстов и комментарии Сергея Кудрявцев

При работе над книгой использовались материалы анархистской периодики с публичной страницы «Вольные архивы»

Благодарим библиотекаря РГБ Марию Валерьевну Заворохину за ценные консультации по изданиям на идише

Проспект братьев Гординых на идише «Наши сочинения» (Вильна, ок. 1913)

© Братья Гордины, наследники, 2019

© Леонид Геллер, 2019

© Книгоиздательство «Гилея», 2019

Я возмущался существующим беспорядком. Невмоготу мне стал кнут закона, бич большинства. Не выношу принуждения. Не стерплю насилия.

– Нет! я дольше жить здесь не буду! – говорило во мне моё сердце, кричал во мне мой разум.

– Так жить не могу!

Я жажду воли. Противен мне лязг цепей. Подальше от страны оков и порабощения. Я венценосный царь, а тут государство рабов, чужое, враждебное, вражье царство, державие безличия и безволия.

Кругом тюрьмы, арестантские, полицейские, комиссариаты, судьи и судилища, парламенты, говорильни, где словом творят мир закрепощения и неурядицы – это невыносимо.

Меня манит даль. Меня зовёт счастье. Меня зовёт необъятность, бесконечное пространство, а тут – железная клетка… Держава, и я в ней зверь, подданный.

Я – личность. Кто смеет мне приказывать, повелевать?

– Я ухожу.

И стал я собираться в путь-дорогу.

– Пойду искать страну воли и свободы.

Что взять с собою?

Возьму с собою стремление. Единственный верный друг мой. С ним я не расстанусь.

Больше ничего не возьму. Я пойду налегке, чтобы легче было уйти и легче было прийти…

Я всё забуду. Забуду зло, забуду все дикие безобразные привычки, права и обязанности, царящие в стране безобразия и власти.

Возьму с собой забвение.

Я сжёг все книжки, которые лежали у меня на столе и которые находились в моей голове.

Я сжёг. И как я радовался огненным, беспощадным языкам…

Груда книг стала кучей пепла. Я дунул в пепел ветром сомнения, и пепел унёсся, рассеялся во все четыре стороны.

Я ухожу.

Проклятие тебе, страна кабалы, рабства, произвола, угнетения.

Проклятие тебе, страна беззакония, власти, тюрем, парламентов, царей, президентов.

Проклятие тебе, страна лжи и обмана, ограниченности ума и узости сердца.

Проклятие тебе, страна веры-безверия, знания-невежества, традиции, шаблона, рутины.

Я в пути. Иду горами, иду долами, иду полями, иду лесами.

Издали чернеет точка.

Я приближаюсь.

– Будто человек.

Боже, как он медленно плетётся, еле передвигая ноги.

Исхудалый, измученный, впалая грудь, мозолистые руки. Видно, рабочий.

На нём три огромных мешка. В одном лежат 5 миллионов избирательных голосов, а в другом – много книг, книжек, программ, резолюций, уставов.

В третьем – партии, центральные комитеты, исполнительные комитеты, районные комитеты, лидеры, главари, представители.

Он идёт, согнувшись в три погибели.

Я поравнялся с ним.

– Кто ты?

– Не знаю. Посмотрю в книжку, в программу. Или спрошу у комитетчика, что ездит у меня на спине, в мешке.

Я смеялся над ним.

Он обиделся и, желая поставить меня в неловкое положение, сказал:

– А ты кто?

Я, не смущаясь, ответил:

– Что за вопрос? Я – я.

Он растерялся. Видя его растерянность, я ему сказал:

– Ты, судя по твоим мозолистым рукам, рабочий. Не так ли?

– Да, я – рабочий. Я совсем было забыл… Лидеры зовут нас по-иному: меньшевик, большевик, социал-революционер и ещё уйма кличек и названий, так что я совсем запамятовал, что я рабочий и есмь. Спасибо, что напомнил, – добавил он скороговоркой.

– Откуда бредёшь?

– Я иду из страны капитала. Меня присудили там злые люди к вечным каторжным работам. Меня, мою жену и моих детей.

– За что?

– Ни за что. Говорят, за то, что мои предки не умели воровать, обвешивать, обмеривать, торговать. А в стране капитала, кто не умеет воровать, тот считается преступником.

– Куда идёшь?

– В страну счастья.

– И я туда иду. Идём вместе. Вместе веселей будет.

– Идём.

Мы пробовали идти вместе, но я не мог ходить с ним. Он так медленно двигался.

– Почему ты так тихо идёшь? Нельзя ли пошибче?

– Видишь, мои лидеры мне говорили, что в страну счастья надо идти медленно, тихохонько, шаг за шажком.

– Они врут. Смотри, как я шагаю. Следуй за мной!

Он делает усилие держать один шаг со мною, но не может. Слишком тяжела ноша, которую он тащит на спине.

– Не могу. Тяжело. Я совсем уморился. Тяжело дышать.

– Брось эти мешки. С плеч вон!

– Жалко.

– Чего тебе жалко? Они тебе только мешают.

Он стряхнул плечами. И первый мешок с «голосами» упал, и рассыпались «голоса».

– Боже, какие пискливые! – и рассмеялся.

– Брось и второй мешок.

Он опять стряхнул плечами. Упал второй мешок. Рассыпались все книжки, программы и проч. и попали прямо в лужу.

– Туда им и место, – он рассмеялся. – Легче стало, – сказал рабочий, вздохнув.

– Брось с себя и третий мешок. Гора с плеч.

Он послушался. И посыпались партии, ЦК и проч.

Рабочий выпрямился, вздохнул полной грудью и сказал:

– Как легко мне стало. Окаянные, чего они сидели у меня на шее! Мне кажется, будто я птичка. Я так и унесусь…

– В страну счастья надо идти без багажа, – сказал я, улыбаясь.

– Идём. Теперь я тебя, пожалуй, и обгоню.

– Не обгонишь. Вместе рядом пойдём.

– Но скорей, – сказал рабочий.

И мы пошли.

Идём мы вместе. Храним молчание.

О чём будем разговаривать? Мы жаждем одного – страны счастья и свободы.

Идём.

Издали виднеется чёрная точка. Подходим ближе, видим, женщина.

На руках у неё грудной младенец, который заснул, убаюкиваемый, укачиваемый.

Сзади за нею следует девочка лет шести. Рядом с нею, держась за передник, идёт, нетвёрдо переступая с ноги на ногу, мальчик-карапузик лет четырёх.

Вид у этой женщины измождённый, усталый.

– Куда идёшь?

– Я от «них» ушла. Я от них сбежала.

– Откуда ты сбежала?

– Из страны рабства и кабалы.

– Где же та страна?

– Вон там! – она указала головой, так как руки у неё были заняты, на восток и на запад.

– Невыносима была жизнь, – она добавила, – невтерпёж. Вечные унижения, вечное порабощение.

– Как, и ты там страдала, ведь, кажется, что женщина там, у них, в большом почёте? Поэты ей песни слагают, скульпторы ей статуи воздвигают, художники ей картины пишут. Там, кажется, господствует культ женщин, не так ли? Все преимущества даются женщинам, первая выходит женщина, дорогу уступают женщине, всё, всё женщине, не так ли? – вопрошал я недоуменно.