Барбара Маккафферти - Домашние Жучки

— Ага, и по какому поводу вы так зажигательно счастливы?

Вот что ей было нужно. Улыбка Мельбы из застенчивой превратилась в такую широкую, что стало видно все четыре её зуба мудрости.

— О, Хаскелл, — проворковала она, хлопая в пухлые ладошки и едва не перевернув при этом тарелку с банановым сплитом. — По-моему, я, наконец, нашла его!

— Кого? — растерялся я.

— Его! — повторила Мельба в полном восторге. — Его!

Я был не в настроении разгадывать ребусы. К тому же, она могла иметь в виду кого угодно, хоть черта в облаках.

— Отлично, — сказал я. — Замечательно! — и после вежливой, в моем понимании, паузы, спросил: — Послушайте, Мельба, вы что-нибудь слышала о вторжении в дом Руты Липптон?

Видимо, моя пауза все-таки оказалась не достаточно вежливой. Улыбка Мельбы немного увяла.

— Не-а, ничего не слышала.

Это напугало меня почти так же, как добровольное предложение Мельбы поработать.

— Вы не слышали?.. Мельба прервала меня, тон у неё был уже чуточку раздраженным.

— Хаскелл, я же сказала, что ничего не слышала, правда?

Представляете, Мельба не выглядела даже заинтересованной. А что, если Похитители Тел действительно орудуют в нашем городе?

Мельба изящным движением поправила пластмассовые хризантемы.

— Между прочим, Хаскелл Блевинс, у меня полно дел кроме сплетен и пустопорожней болтовни…

Вот это новости! Мельба наклонилась ко мне вплотную и зашептала:

— Может, вы не расслышали, Хаскелл? Я же сказала: я нашла ЕГО. Мужчину Моей Мечты.

Мамочка родная. Видите ли, с тех пор, как бедняга Отис скончался от сердечного приступа, Мельба провожает мечтательным взглядом каждого подходящего в качестве мужа мужчину, — впрочем, и не подходящих тоже. Она даже в мою сторону отправила несколько таких взглядов. Но я претворился, что не заметил их.

— Далтон Хантер — самый прекрасный мужчина в мире, — продолжала она. Он сегодня сказал, что искал женщину вроде меня всю свою жизнь.

Я ничего не сказал, но прежде, чем мне удалось себя остановить, подумал: Неужели всю жизнь? Черт подери, зачем было так напрягаться. Тебя же за километр видно.

Знаю-знаю! Дурной я человек, злой! Я почувствовал себя виноватым в ту самую секунду, когда эта гнусная мысль нашла путь к моему сердцу.

А Мельба тараторила:

— Он новый человек в городе, Хаскелл, и я хочу, чтобы вы с ним непременно познакомились. Уверена, Далтон вам понравится точно так же, как мне.

Я кивал, пытаясь выжать из себя улыбку, но, честно говоря, передо мной как вспышкой высветилось лицо Отиса, Первого Мужчины Ее Мечты. Отиса, подарившего Мельбе на память пятерых малолетних преступников. Отиса, с его щербатым лицом и животом, круглым, как пивной бочонок. Отиса, которого Мельба неоднократно величала «Милейшим Человеком На Всем Белом Свете».

Словом, меня одолевали сомнения, что я смогу разглядеть в Далтоне все те прекрасные черты, которые видит Мельба.

— Я очень рад за вас, Мельба! — с чувством сказал я. И вовсе не кривил душой.

Мельба снова хихикнула. Она стояла передо мной, выдавливала взбитые сливки на мой банановый сплит, и хихикала как школьница. Ничего подобного я за ней раньше не замечал, и уже начал подозревать, что Далтон действительно такой, каким она его видит.

Правда, проскользнула у меня одна смутная мысль. Я втайне понадеялся, что обретение истиной любви не помешает Мельбе преуспевать на поприще собирательницы городских сплетен.

— Мельба, — заговорил я доверительным тоном, — меня действительно интересует история, случившаяся в доме Руты Липптон. Я очень прошу вас держать глаза открытыми, а ушки на макушке, хорошо?

Просто поверить не могу: сам подстрекаю Мельбу подключиться к Центру Слухов. Это все равно, что напомнить лисе: не забудь стащить цыпленка!

Но Мельба, кажется, обрадовалась такому повороту дел. Она взирала на меня сверкающими глазами и энергично кивала.

— Конечно, Хаскелл, обязательно, — пробормотала она, взволнованно посыпая взбитые сливки ягодами из вишневого ликера. — Если я что-нибудь услышу, я, э-э, тут же поставлю вас в известность.

Но было понятно, что она витает где-то далеко отсюда. Мельба швырнула в тарелку последние вишни, ещё раз сверкнула улыбкой и поскакала к своему рабочему месту. А я сел на вертящийся табурет и занялся обедом, то и дело поглядывая в сторону Мельбы. Она, как обычно, трудилась не покладая рук, то бишь глазела в окно. С той единственной разницей, что сегодня она ничегошеньки не видела. Боже правый! В последний раз такая радость была написана на лице Мельбы, когда Элмо объявил недельную распродажу мороженого со сливочной карамелью.

Похоже, толку с неё теперь будет ещё меньше, чем всегда. Хотя, куда уж меньше-то?

Покончив с обедом, я предоставил Мельбе смотреть в пространство невидящим взором, а сам отправился выполнять третье, и последнее, дело, по которому зашел к Элмо. Учитывая, что наверху меня ждала миссис Лужа, я должен был появиться перед ней во всеоружии: с ведром и шваброй.

Благодаря нашему соглашению с Элмо, мы с этой шваброй за год стали близкими друзьями. Поэтому я без труда нашел её. Она, голубушка устало привалилась к стене в подсобке на том самом месте, где я её оставил вчера днем.

По лестнице я взлетел за тридцать секунд. Зато от лужи я избавлялся в течение следующих полутора часов. Она немного усохла, пока я разъезжал по делам, но все равно осталась весьма и весьма объемистой. Я бы, может, и раньше закончил, но размокшие журналы намертво прилипли к полу. Пришлось ногтями отскребать несколько «Популярных механик» и «Авто ревю». Не слишком приятная работенка, надо вам доложить.

Я как раз отодрал последнюю страницу, и в последний раз отжал тряпку в ведро, когда на лестнице снова появился посетитель. Но в отличие от Руты, этот посетитель постучал.

И не просто постучал, а открыл дверь и вошел. Лет тридцати с небольшим, густые, курчавые светлые волосы, пышная борода. Он стоял и смотрел на меня с открытой улыбкой на мальчишеском лице. На нем была голубая стильная рубашка с пуговицами на воротничке, саржевые штаны цвета хаки, мокасины и золотая цепь со знаком пацифика. Создавалось впечатление, что парень никак не может решить, хиппи он или денди, эпатирующий светское общество. Что-то смутно знакомое промелькнуло в его лице. Я стоял с тряпкой в руках и смотрел на него.

— Привет, Конопатый! — воскликнул посетитель. — Как ты, черт возьми, поживаешь-то?

О Господи! Я едва не ответил: «Спасибо, я замечательно поживал, пока ты не обозвал меня Конопатым».

Это оборотная сторона медали, когда ты возвращаешься в город твоей юности. Люди помнят о тебе все, что ты с таким трудом забыл. Сто лет назад, в девятом классе, какие-то садисты одарили меня этим прозвищем. За веснушки, само собой. И гнусное имечко прилипло. Прямо присосалась. Такие прозвища всегда прилипают. Прозвище типа, скажем, «Для Дам Божественный Подарок» ни за что не выдержало бы испытания временем. А «Конопатый» пожалуйста, помнят.