Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2006 #12

Сбылась мечта — я достиг солидного положения в журналистике, возглавил крупнейшую в республике газету. Справедливость и популярность — вот две задачи, которые я поставил перед собой и коллективом. Хотя двойная жизнь продолжалась, мы печатали нелепые директивы партии по всем вопросам — о том, какой гвоздь вбивать в какую стенку и какого числа и месяца сеять гречиху. Целые номера отводили под бесконечные речи нашего дорогого Никиты Сергеевича. В общем-то, когда их не было, скучали. Забитые речами полосы давали экономию гонорара, и мы тогда могли заплатить больше нештатным авторам и сотрудникам. Занятый рутинной работой, я как-то не замечал, на какую высоту взобрался.

Однажды раздался звонок от Мазурова:

— Я слышал, что в Минск приезжает Шостакович с первым исполнением 13-й симфонии. Вы не думаете, что такое крупное событие в культурной жизни республики стоит отметить?

— Безусловно, стоит. Я заказал серьезную статью музыковеду.

— Правильно.

И когда статья была опубликована, он снова позвонил. Признаюсь, не без трепета душевного поднял я трубку и услышал:

— Молодцы. Дельная статья.

Вскоре позвонил завотделом пропаганды и агитации Николай Капич. Он начал с высокой ноты:

— Борис, ты соображаешь, что делаешь? Глянул на четвертую полосу сегодняшней газеты и обомлел… На кого замахнулись?

Не желая, чтобы риторический вопрос обратился в конкретный, а Капич попал в дурацкое положение, я ответил:

— Только что звонил Кирилл Трофимович и похвалил за статью о Шостаковиче… Ты тоже о ней?

Капич замялся и от растерянности забыл, о чем только что завел речь:

— Да нет… А разве есть такая статья? Где, говоришь, на четвертой полосе? Интересно, интересно.

— А ты о чем?

Но Капич, поняв оплошку, уже отключился. Сразу же объявился министр культуры Григорий Киселев. Он панически крикнул:

— Что вы наделали? Да ведь теперь Фурцева…

Я не дал ему погрязнуть в позоре:

— Мазуров только что звонил, благодарил за статью о Шостаковиче. Ты о ней?

— Я. Да… Нет… А в каком номере?

— Думаю, в том, который ты держишь в руках. А, Гриша?

В трубке раздались гудки.

О том, что статья “дельная”, я узнал также из присланного мне перевода отзыва “Нью-Йорк геральд трибюн”. Видная американская газета не обошла вниманием нашу скромную газету, обвинив ее в антисемитизме, хотя статья не затрагивала еврейского вопроса. Тактичная музыковедша прошла по краю пропасти. Сделав уважительный разбор и отдав дань восхищения гениальному творению композитора, она с сожалением отметила, что текст стихов Евтушенко адресует мировую трагедию к конкретному событию — расстрелу немцами еврейского населения Киева в Бабьем Яру, где погибло 25 тысяч населения. Но ведь рядом Белоруссия, которая от рук немцев потеряла 2 миллиона 200 тысяч мирных граждан, в том числе 300 тысяч евреев. А Польша? А Югославия?.. Каждому Гитлер назначил свой “холокост”.

Впервые в рубрике “По следам наших выступлений” наша газета отвечала американской, обвинив ее в недобросовестном рецензировании. А потом случилось так, что автор американской статьи прибыл в Минск в составе корреспондентского корпуса, аккредитованного в Москве. Бойкого на бумаге, но беспомощного в устной полемике, молодого и толстого рыжего детину я подставил под град насмешек изрядно выпивших гостей.

Газета набирала обороты и популярность, начальство было довольно, казалось бы, жить да радоваться. Но судьба подготовила мне очередной сюрприз. В один из вечеров, когда я кончал читать сверстанный номер, раздался телефонный звонок. Кому это не спится? Звонил секретарь ЦК Василий Филимонович Шауро.

— Вас только что утвердили председателем Государственного комитета кинематографии БССР. Поздравляю, товарищ министр. В понедельник сдавайте дела в газете и принимайте министерство.

Это было почище грома среди ясного неба. Я только и сообразил спросить:

— Как же так, даже мнения моего не спросили?

— Я ответил, что вы не очень хотите переходить. Правильно? — Шауро засмеялся своим суховатым смешком.

Так я стал министром.

Глава вторая

В ПОИСКАХ ДВАДЦАТЬ ПЯТОГО КАДРА

На новую работу пришел пешком, благо это было в двух кварталах от моего дома. Я и внимания не обращал на неказистое двухэтажное строение бледно-желтого цвета, вывеска которого возвещала, что здесь находится Главное управление кинофикации и кинопроката Министерства культуры БССР. Никого ни о чем не спрашивая, вошел в полутемный коридор, поднялся на второй этаж. По двери, обитой черным дерматином, догадался, что тут находится начальство, и смело распахнул ее. Девушка, читавшая книгу за чистым от бумаг столом, подняла голову.

— Вы к кому?

— К Петру Борисовичу Жуковскому.

— По какому вопросу?

Я понял, что праздношатающихся Петр Борисович не принимает, а суровая девушка не ко всякому посетителю благоволит. Давай-ка, думаю, подыграю ей.

— Я по поводу работы.

— На первый этаж.

— Но мне надо к Жуковскому.

— Там и определят, надо ли вам к Жуковскому, — поправив очки, строгая девица снова уткнула нос в книгу.

— Я хочу на прием именно к нему. — И уселся на обитом дерматином стуле плотнее.

В это время отворилась дверь кабинета, и Жуковский, в черном плаще и скучного серого цвета шляпе, вышел в приёмную.

— Галя, я… — он осекся и бросился ко мне, протянув руку.- Борис Владимирович, что вы тут…

— Знакомлюсь с кадрами.

Галя, как подколотая шилом, вскочила и застыла, растерянно разинув рот.

Я не первый год знал Жуковского, но ни разу не видел на его замкнутом лице улыбки, а тут уголки губ поползли в стороны.

— Ты что же, Галя, так строго министра принимаешь?

Чувствуя, что сию минуту может получиться суровый разнос — и по моей вине, — я взял Жуковского за рукав. Галя застыла, как жена Лота.

От Жуковского поехал через весь Минск на киностудию художественных фильмов, потом на документальную, которая занимала в самом центре города старый костел.

Так за один день я посетил три своих главных предприятия, вечером предстояло выезжать в Москву, представляться в Госкино СССР и, поскольку я был “контрольно-учетная номенклатура”, в ЦК КПСС. Положение дел в отрасли было ясно. Познакомившись с балансом кинофикации и кинопроката, убедился, что с кинообслуживанием в республике дела обстояли неплохо. Жуковский, кадровый партийный работник, судя по всему, был в деле крепок и надежен, планы по сбору средств выполнялись исправно, репертуар был разнообразен, контора по прокату фильмов умело маневрировала кинофондом и исправно обновляла его. Существенное внимание уделялось работе с детьми. Чувствовалось, что суховатый и требовательный Жуковский спуску никому не давал. Работники аппарата бегали, как артиллеристы в период танковой атаки, нужные сведения и документы возникали на столе, будто по мановению волшебной палочки.