Игорь Милорадов - Прогрессор

Олег Борисович Толпыго

Олег Борисович Толпыго заведовал кафедрой теоретических основ электротехники и читал нам лекции по ТОЭ. Мы сдавали ему два экзамена и дифзачет, и все три сдачи для меня памятны. Каждая по-своему. О существовании Толпыго мы, я в том числе, узнавали в общаге еще до того, как попадали на его занятия, – каждый электрик знал, что впереди у него будет такой страшный курс – ТОЭ. А сдавать его придется О. Толпыго – буквально «зверю» в человеческом облике, которого на кривой козе не объедешь. Но зато, если сдашь ему экзамены, то можешь считать себя инженером на 100%! Действительность оказалась куда интересней.

Лекции Олег Борисович читал блестяще, почти как Г. А. Сипайлов. У него тоже была мощная энергетика, достаточная, чтобы легко держать в руках аудиторию в две сотни человек – весь поток. Писались лекции легко и с удовольствием, но на экзаменах и в самом деле возникали забавные случаи. Помню, перед первым экзаменом валяюсь я на своей кровати в общежитии и что-то там читаю. А кровать в общежитии, все знают, была не просто кроватью, но и столом, и стулом, и диваном, потому как в комнате, кроме кроватей, размещался еще только один небольшой стол, за которым разве что обедали иногда. И подходит к моей кровати мой товарищ по группе Алнис Ванагс, латыш из репрессированных, ныне покойный – погиб несколько лет назад в автокатастрофе. Им, репрессированным и членам семей (из Прибалтики и Западной Украины), в 56-м, помнится, чуть ли не впервые разрешили поступать в институты, и у нас на потоке таких было вполне достаточно. Чаще всего они были старше нас, вчерашних школьников, учились с большим старанием и прилежанием. Алнис тоже был постарше меня – лет, наверное, на пять. И вот стоит он, прислонившись к спинке моей кровати, и говорит: «Пошли, что ли, на экзамен…». Я что-то отвечаю и вдруг чувствую, что моя кровать как-то странно вибрирует и издает даже какие-то звуки. Землетрясение, что ли, думаю я, а потом соображаю, что это сам Алнис вибрирует – от нервов, а его вибрация передается и кровати! Смеяться я, конечно, не стал – мы были с Алнисом друзьями и частенько резались в шахматы. Тот первый экзамен Толпыге мы благополучно сдали. Я – на «отлично». Это, как будет видно из дальнейшего, важный момент моего рассказа. На втором экзамене у меня случилось вот что. Олег Борисович принимал экзамены самым оригинальным образом: в большой аудитории вдоль стен расставлялись доски. Перед каждой готовился к ответу один студент, а сам преподаватель разгуливал вдоль этих досок, по очереди подходя к каждому из нас. Когда мой ответ был готов и написан на доске, Толпыго его просмотрел и тут же на доске нарисовал мне задачку. Помнится, по переходным процессам. А сам двинулся вдоль досок. Через минуту примерно он снова оказался передо мной и спрашивает: как дела? Дела мои были никак, и он пошел по очередному кругу. Через минуту – снова передо мной: а задачка уже решена? И тут он говорит: «Медленно соображаете, а ведь инженеру надо уметь принимать не только правильные, но и быстрые решения. А если бы вы оказались в аварийной ситуации и так долго соображали? Ставлю вам четыре – за скорость». На мой взгляд, это было не слишком справедливо, но огорчился я не слишком – понимал, что переходные процессы не самое сильное мое место (я их, к слову, одолел уже в аспирантуре, когда в качестве положенной аспиранту педнагрузки подрядился проводить практические занятия на кафедре ТОЭ). И вот приходит пора третьего экзамена, точнее – дифзачета по теории электромагнитного поля. Принимать его должен был какой-то ассистент, которого мы в грош не ставили и сдать которому все что угодно считалось не проблемой. Но вышла ошибочка, которая снова свела меня с Олегом Борисовичем. Во время сдачи зачета, а его сдавала вся группа в письменной форме, наш ассистент, сам, по-моему, плохо разбирающийся в теории электромагнитного поля, вздумал кого-то из нас (не меня, кстати!) уличить в списывании. Поднялся большой хай, когда мы попробовали защитить своего товарища. А в результате ассистент наш выгнал с зачета и провинившегося, и полгруппы самых ярых защитников в придачу. А когда мы пришли пересдавать этот легкий зачет, вдруг выяснилось, что принимать его будет сам Толпыго. И нам сразу стало не до шуток. Сидело нас, таких «хвостов» со всего потока, в аудитории человек, наверное, пятьдесят-шестьдесят. И Толпыго выдал нам совершенно чудовищные по сложности задачки. Когда мы свои работы сдали, он стал по одному приглашать нас в кабинет для индивидуальной работы. Подошла и моя очередь, он смотрит мою халтуру и говорит: «Вы, похоже, единственный, кто почти справился с этим вариантом задачи. Что же вам ставить?» И тут меня черт за язык дернул. «По прогрессии», – говорю. «По какой прогрессии?» – спрашивает он. «По арифметической, – отвечаю я, – было пять, потом четыре, а сейчас, значит, должно быть три…» И тут Толпыго взбесился: «Вы что – сюда торговаться пришли?! Вон! Придете ко мне еще раз».

Продолжение этой истории было вот каким. Из-за несданного зачета меня и моего лучшего товарища институтских лет – Юрия Галишникова, теперь профессора и доктора наук – долго не допускали к первому экзамену в той сессии. Допустили только по ходатайству группы – за один день до экзамена. А экзамен был по ТММ и ДМ, если я верно помню. Лекций там было штук, наверное, семьдесят, ей-богу. Предмет этот не считался сложным, но один день на подготовку такого обширного курса – это было маловато даже для нас с Юрой. Тогда я едва выскребся на первую и единственную в своей жизни тройку в сессию. И вообще – вся та сессия (пятый семестр) пошла наперекосяк, и устали мы от всех этих перипетий безумно. Все отправились на зимние каникулы, а нам было велено сдавать наш зачет по ТОЭ. Пошли мы к декану, им тогда был Е. В. Кононенко, просить передышки. А он говорит: «Нет, нет и нет. Если не сдадите в первую неделю каникул, будете отчислены». И тут мы сделали совершенно безумный ход – пришли на прием к О. Б. Толпыго.

Объяснили ему все и попросили о милости к павшим. И что вы думаете? «Хорошо, – сказал он, – отдыхайте, придете сдавать в последний день каникул, а деканат я возьму на себя». Как он уговорил декана, я не знаю, но мы поехали к Юре домой, в Минусинск. С твердым намерением подготовиться. Из которого, впрочем, ничего не вышло: в соседнем Абакане были на каникулах наши девочки (в том числе моя будущая жена Галя Страмковская, гостившая у своей лучшей подруги Н. Сиделевой), а у Юриных родителей были совершенно замечательные соленые помидоры, которые восхитительно шли под водочку. Короче, мы вернулись в Томск совершенно неготовыми к встрече с Толпыгой, но морально отдохнувшими. Когда мы явились на зачет, в головах наших был почти полный вакуум, но тут нам сказочно повезло: Толпыго посадил нас в своем кабинете, а сам часа на полтора куда-то убежал. Мы списали, теперь в этом можно признаться, абсолютно все, поскольку вместо задач он дал чистую теорию. Вот так мы и получили свой зачет и так расстались с Олегом Борисовичем. Много позже, когда я уже жил в Тольятти, я получил от него персональный привет из Киева, где он обитал в то время. Надо думать, что я и сам чем-то его зацепил, если он меня тоже запомнил.