Коллектив авторов - Традиции & Авангард. №3 (10) 2021 г.

– Мы вместе двадцать лет. У нас трое детей! Счастливый брак, благословенный Богом! – хвалился Абрам Моисеевич.

– Израиль – наша обитель! Израиль – наша опора! – с энтузиазмом восклицала Рахиль.

Передо мной оказались самые настоящие евреи, в первые же минуты знакомства сообщившие, что Марфу Кондратьевну родные и друзья называют исключительно Тюка – производное от фамилии – и что в ее доме всегда было голодно и грязно.

– Детей Тюка воспитывать не умеет, она их не кормит и не лечит. Мы привезли с собой лекарство от вшей. Обработай их, пожалуйста. И напиши список, что нужно из продуктов. С детьми у нас вся надежда на нянь и гостей, – сказала мне Рахиль.

– На Тюку, Полина, внимания не обращай, какую бы пургу она ни гнала. Ей на других наплевать, она любит использовать людей и кидать их, – поделился со мной Абрам Моисеевич.

– Она же правозащитница, в Европе про Чечню рассказывает… – растерялась я.

– Она по-английски ни бельмеса, с переводчиком еле-еле мямлит, пересказывает с умным видом то, что от таких бедолаг, как ты, наслушается, – пояснил Абрам Моисеевич.

Из Израиля гости привезли сладости и древние талисманы – хамсу – оберегающие от сглаза ладони.

– Это Божья ладонь! Приложись к ней! – Абрам Моисеевич засунул один из амулетов в нагрудный карман на рубашке брата.

Абрам Моисеевич и Рахиль держались от семейства Тюки на расстоянии, предпочитая только ночевать в их доме. Постельное белье они предусмотрительно прятали у Ларисы.

– Не хотим, чтобы дети запачкали, – признались супруги. – А с Ларисой мы давно дружим! Ей в подарок привезли гранатовое вино! Вкуснее его не отыскать!

В предновогодней суете незаметно для остальных появилась в квартире четырнадцатилетняя Глафира. Она была второй по старшинству дочерью в семействе и приехала на новогодние каникулы. Внешне девочка походила на Марфу Кондратьевну – сутулая, с узким бледным личиком, длинными волосами и грустными темными глазами.

– Меня родители услали в интернат, я им здесь мешаю, – скорбно глядя в пол при знакомстве со мной, сказала Глафира.

Моя смена заканчивалась около двух часов ночи, после чего я могла украдкой, при свете фонарика почитать поэзию узников ГУЛАГа, так как электричество правозащитники экономили и не разрешали включать.

Утром я звонила матери. Односельчане украли и съели ее кошку.

– У тебя все в порядке? Ты пришлешь мне деньги? – сквозь слезы спросила она.

– Постараюсь. Как только мне заплатят, – заверила я мать.

Но платить мне никто не спешил. Меня занимали мысли: сколько Марфа Кондратьевна собирается заплатить за три недели круглосуточной работы? На мне дети, уборка, готовка, кошки. Смогу я помочь матери? Оплатить часть кредита, нависшего как снежный ком? Мама перед отъездом в Москву раздавала питомцев: собак и кошек. Она надеялась, что в зажиточных семьях их не съедят. Бомжи в селах голодали и потому промышляли ловом бездомных животных.

– Алкаши убили и съели Барбоса, – сообщила она.

Это была собака ее соседки – бабки Алисы.

– За гаражами утром обнаружила потухший костер и его шкуру, – всхлипывала мама.

– Он на днях мне снился! Будто сидит на ветвях зеленого дерева, словно птица, – сказала я.

– Марфа Кондратьевна не подведет? У меня в комнатке так холодно, что пар изо рта. Я отключила газ, свет, воду, это положено по закону, если хочешь уехать. Когда мне брать билет до Москвы?

– Марфа Кондратьевна пообещала, что снимет нам жилье сразу по возвращении, – передала я маме слова благодетельницы.

Марфа Кондратьевна и Зулай вернулись из Магадана поздно ночью. Следом за ними явились очередные гости с бутылкой и составили компанию еврейским родственникам, зажигательно распивавшим в кухне вино.

Спальное место на шкафу оказалось занято, и мне бросили матрац на пол рядом с кошачьим лотком.

– Здесь ночуй, – велела хозяйка дома.

Утром, разгребая горы посуды под пристальным взглядом Марфы Кондратьевны, сидевшей на лавке, я попыталась заговорить о войне.

– Все народы Чеченской республики пострадали! Нужно добраться до «Новой газеты», может быть, в память о госпоже Политковской, из уважения к ее труду они опубликуют фрагмент моего чеченского дневника. Тогда люди узнают, что происходило с мирными жителями во время войны.

– Ни «Новой газете», ни кому бы то ни было из правозащитного мира твои дневники не нужны! В газете свое мнение о войне напишут и успешно его обналичат, – отчеканила правозащитница. И, вздохнув, прибавила: – Я лично знала Анну. Тексты Политковской печатали крайне неохотно, мотали ей нервы, издевались. Она с трудом пробивалась в родной редакции.

– Под бомбами в Грозном первыми погибли русские старики, а потом чеченские дети в горных селах. Советская Чечня была многонациональной республикой! Война – общая трагедия. Погибли люди разных национальностей!

– А кто там пострадал, если не чеченцы? – осторожно спросила Марфа Кондратьевна.

– Все народы, которые там проживали! В Грозном проживало более трехсот тысяч русских до Первой войны и во время нее. А сколько татар, украинцев, цыган, кумыков, ингушей…

От моих слов правозащитница закашлялась и возмущенно хлопнула себя по коленке рукой. Ее черная юбка негодующе взметнулась, как крылья вороны.

– На такие заявления никаких грантов не будет! – раздосадованно вскричала она.

– Пострадали все народы Чечни, – спокойно повторила я.

– Да как ты смеешь?! Что ты вообще об этом знаешь?! Все знают только правозащитники!

– Я там двадцать лет прожила, десять из которых вела дневник и собирала истории разных людей, – напомнила я.

– Правозащитники знают лучше! – не сдавалась Марфа Кондратьевна.

– Будучи журналистом, я узнала историю, как чеченка, выдававшая себя в Грозном за правозащитницу, обманом забирала квартиры у выживших украинцев, русских, армян, у тех, кто пережил бойню после Первой войны, когда бандиты вырезали людей кварталами, объявив нечеченцев вне закона! Сверху на нас щедро падали русские бомбы! Мир несправедлив. Отпрыски той аферистки уехали в Норвегию как политические беженцы, они якобы пострадали от войны, а сама она захватывала квартиры вместе с имуществом целыми этажами!

– Не желаю слушать, – холодно оборвала меня Марфа Кондратьевна. – Разговоры подобного рода меня утомляют. У нас тоже были теракты: «Норд-Ост», Беслан, Будённовск…

– Конечно, были. И я сочувствую людям. Но никто не желает слушать, как мы жили десять лет в сердцевине ада, как на наши дома сбрасывали ракеты. Справедливость в том, чтобы преступления назвать преступлениями и защитить мирных людей – словом и делом.

– Гранты из США и Европы предназначены для защиты чеченцев, отстаивающих независимость Ичкерии, остальным просто не повезло, – завершая разговор, Марфа Кондратьевна примирительно зевнула.