Лидия Лавровская - Сочи любим очень

А наутро в восточное окно его комнатки брызнул не дождь – луч солнца. И день выдался теплейший – в субтропиках ноябрь часто такими вдруг балует. Город весь свежий, чистый, блестит, как графин с водой в президиуме какого-нибудь собрания-заседания. И мама, улизнув пораньше с работы (очень спокойно она отреагировала на проигрыш Моргунову: «Что ж, тоже ведь кандидат в мастера…»), повела Сашу в кафе-мороженое. По дороге еще шоколадку купила!

– Второе место – тоже неплохо, да? Ну что ты все хмуришься?! Смотри, как здесь уютно, какой вид бесподобный на море! Полюбуйся! И давай, соображай, что тебе хочется – заслужил! Поздравляю еще раз, Сашулик!

Когда они, со смаком загнав в воротца ртов разноцветные шарики мороженого, уже просто болтали и смеялись, с набережной донесся шум. Точнее, пронзительные, дикие и очень радостные вопли: «О-о-ох, хорррошо-о-о! Ещ-ще-о-о! Ещщще- о-о!»

– И нам хорошо! – улыбнулась мама, пододвигая к сыну последние квадратики «Аленки», – но больше нету!

Подозвала официантку, расплатилась, и они, не сговариваясь, пошли на не умолкавший ни на минуту, загадочный трубный глас счастья…

И что же оказалось? А это два дебелых, крупных таких дядька плескались в прибое, в волнах, мощно накатывающих на них одна за другой. Подпрыгивали, приседали, падали, размахивали руками и ногами, мотали головой, фыркали – и голосили, голосили безостановочно! Был не очень серьезный такой шторм, когда, умеючи, легко можно зайти в море, выйти – не утянет, каменюгами не побьет.

А как здорово плавать, качаясь на таких волнах, раз уж не боятся эти горластые дядьки холода! И чего у берега копошатся? Помню, я, черноморский ребятенок, смотрел, смотрел и даже не сразу догадался: эти чудики не умели плавать… Надо же! Еще и орут как резаные, идиоты! Взрослым разве можно так себя несерьезно вести? А у меня сейчас все серьезно дальше некуда: продул игру по-глупому, а хочу только побеждать! Всех! Всегда! «Правильно! А иначе что ты за мужик? Да, не повезло, не в твою пользу оказалось время и место. Только – чего торопиться? Еще столько турниров впереди, станешь, станешь и мастером, и гроссмейстером!» – пожимал плечами отец. А у меня все звенело в голове горьким вопросом: «Не остановил игру… Ну почему? Если не то в р е м я и м е с т о?!» Эх, как же запомнились отчаянные сожаления и амбиции тех дней, мое незадавшееся шахматное вундеркиндство…

Быстро темнеющее небо с первыми звездами, шумное море, шумно балдеющие дядечки… Мама ерошила Сашин чубчик, посмеивалась:

– Никакие они не идиоты! Смотри, просто ужасно счастливые! Как радуются! С севера, наверно, откуда-то. Вода уже градусов пятнадцать, а для них – как парное молоко. Ну и что, что не умеют плавать? Можно чего-то совсем не уметь и быть в восторге от таких вот простых вещей, видишь? Прыгают себе и прыгают! А ты расстраивался из-за этого Моргунова… В следующий раз всех обыграешь, вот посмотришь!

Конечно, мамуле хотелось еще раз утешить. Но… Но после этого институтского турнира я как-то забросил шахматы. Занялся легкой атлетикой – тоже неплохо пошло. Вообще так случилось, что пришлось в жизни очень многому научиться! Успешно решать научные задачи поважнее, потруднее шахматных, говорить свободно на чужом языке, своими руками построить дом, например. И по-настоящему радоваться такой малости, как подтаявшее на солнышке мороженое и шикарный вид из окна! Но уметь хитренько гнуть свою линию либо напирать эдаким бетонным волноломом, невзирая на «время и место»… Нет, не научился, хотя сейчас, в наступившие для всех «взрослые» времена, такие умельцы особенно «в шоколаде»!

Услыхал как-то об истоках громкой славы одного моего земляка, которому однажды удалось напроситься на день рождения могучего продюсера. И вот теперь оба дружно вспоминают на ТВ, как тот специально оговорил, чтобы напросившийся, ради Бога, не вздумал петь свои песенки! А дерзкий бард не послушался и в разгар пышного праздника все-таки спел! Всеобщий восторг, продюсер поражен и покорен. Да, но что за песня сразила развеселое ресторанное сборище, всех этих богатых и звездных, сытых и пьяненьких? О любимом, трагически погибшем, единственном родном брате-летчике… И время подошло, и место.

«Флаг развИвается…»

Немолодые родители-работяги раболепствовали и умилялись ей с рождения, и Каролине ее имя шло. Легко выстраивался ряд ассоциаций: королева, принцесса… Она была из тех, что «на горошине», откуда, несмотря на ее крохотность, все прочие почему-то видятся крошками-горошинками. И вот, скажем, соседка поздравляет с 8 марта, а такие, как Каролина могут – нет, не проигнорировать – поблагодарить и… забыть прибавить хотя бы «вас также!» Да еще первоклашкой прыгала через скакалку, бегала, баловалась она, задрав нос, с явным выражением превосходства на персиковом личике…

Но в разные периоды жизни они разные бывают, такие вот принцессы-королевы, королевствующие модели-артистки-активистки. Одна, например, «икона стиля», вдруг ушла в монастырь. Другая покорила самого Алена Делона, родила ему троих детей и бросила, еще не раз успешно брачевалась, писала книги… В конце концов поселилась на немецком островке – уже не получалось покорять, ударять по мужским глазам и сердцам? Или устала от неминуемой «сдачи»?

Каролина книги сроду не читала и не писала, образованием не отягощалась – зачем это, между нами, если верить Экклезиасту? Но на пляже родного города-курорта, загорелая, в белом купальнике, солнечный удар обеспечивала даже в отсутствии солнца! Даже неподъемным дядькам, лелеющим в шезлонгах животы-глобусы с ниспадающими на них дамскими грудями. Нет, ну если известен миру король-солнце, то почему бы не быть и королеве-солнце?

Но миленький собственный остров – это была такая придумка-присказка у Каролины. («Подальше от всех… дубье, пеньки!») Однако, вряд ли выдержала бы там и пару дней – публику любила. То есть, понятно, себя в кругу ослепленной ее блеском публики, а тем, кто не ослеплялся, могла и сама глаза выцарапать! Вообще «моралью не заморачивалась», как считала одна ее конкретная соседка, учительница… ну, неважно чего. Еще встряла однажды, увидела, как эта «королева», «здоровая дылда», строго указует матери, очень нездоровой: «Пришить!» (Имелась в виду чуть свисающая со школьного жакетика пуговица…) Но кто у нас, скажите, не критик «королев», «дубья и пеньков», себя при этом считая раритетной березкой?! А бывают еще и роковые березки! Но об этом дальше, потом…

К тридцати годам Каролина, конечно же, обрела свой королевский островок-уголок – в дорогой большущей квартире. Далеко позади осталась родительская хрущевка и вообще солнечная родина, разные неинтересные места и местечки, где иногда приходилось трудоустраиваться. Столичный законный муж – искусствовед, эксперт, советчик новоявленных коллекционеров, сплошь миллионеров да миллиардеров. Амбициозный и перспективный, завел себе, правда, амбициозного и перспективного красавчика в массивных очках, секретаря… От слова «секрет»? «Для маленькой компании большой, большой секрет»? Ну и что, и ничего особенного, не секретаршу же – для Каролины опасней было бы!