Сергей Городецкий - Письма времени

Здесь вдали – еще сильнее чувствую, как Вас люблю, мою единственную, золотую, нужную мне как воздух, как свет. Когда иду по полям, думаю – вот бы Вы были со мной… Я уже сильно загорел и чувствую себя бодрее. Целую Вас много, много раз, Ваши волосы, глаза, лоб, руки. Знаете, моя единственная и любимая, что так, как я Вас люблю, – я не любил никогда и никого уже не полюблю…»

К семейному архиву Б. П. относился очень бережно. Он хранил, порой, совсем незначительные бумаги и документы, которые сейчас приобретают особую значимость и смысл. Велись и «семейные записи», где одной, двумя строчками фиксировались наиболее значимые события.

«Всерьез, надолго, навсегда (1925 г.) – три слова о начале семейной жизни. Б.П. окунулся в литературную жизнь Петербурга после военной службы, отнявшей у него пять лет, и его короткие, дневниковые записи – как бы вехи в поиске своего пути – в итоге пути литературоведа-исследователя: «Зимой вел газетные кружки в «Ленинградской правде» (1926 г.), «Поступил в Гос. университет», «Зачислен лектором по художественной литературе в Губпросвет» (1928 г.), «Выдвинут в аспирантуру» и т. д.

В 1931 году он пишет в письме к жене: «Сейчас я пишу неторопливо (какое это хорошее чувство – писать неторопливо) и продумываю каждое слово (именно начинаю продумывать) и после долгого отсутствия этого – сейчас неторопливое продумывание приносит чувство почти физического удовлетворения. Короче, я медленно выздоравливаю, становлюсь самим собой. «Выздоравливаю», очевидно, в переносном смысле. Я весь этот прошлый период… торопился, работа была внешняя… Но сути-то не было, это я сам чувствовал очень хорошо. Все эти кружки, лекции и т. д. потому у меня (только у меня) и не срывались, потому что мы на них жили ряд лет, ибо надо было давать каждый раз что-то новое, может быть, интересное, но по-существу – в глубине я не шел.

Дома я один. Тихо. Балкон открыт. У нас дивно хорошо. В промежутке между окон в ванной голубиная мама снесла яичко и сидит на нем. Думаю, что будет маленький голубок».

В 39-м, после многолетнего перерыва Б.П. записывает: «Будем продолжать эти семейные записи. За это время случилось: 1935 г. – закончил аспирантуру и получил звание кандидата филологических наук.

Читаю в качестве доцента основной курс русской литературы ХIХ века в Ленинградском педагогическом институте им. Покровского».

Но следующая, сентябрьская запись 1939 г., кажется, была последней. «В ночь с 6 на 7 сентября был мобилизован как командир запаса и отправлен к польской границе под г. Моздырь». Это случилось через неделю после того, как (Б.С.Э. т.34 стр.92) «1 сентября 1939 г. произошло нападение гитлеровской Германии на Польшу. Начало Второй мировой войны».

Началась война, и большинство страниц большой, красивой в мягком кожаном переплете книги (Б.П. очень профессионально сам переплетал и реставрировал дорогие ему книги) остались нетронутыми.

Жизнь семьи в годы войны – в письмах.

30 июня 1942 г. Ленинград.

«…Вы чувствуете, что мы стали ближе, научились любить и ценить друг друга. И это особенно видно по письмам, которые я получаю от вас… Кстати, сохраняете ли вы мои письма? Дело не в том, что я ими очень дорожу, а дело в том, что они, эти письма – целая полоса нашей жизни. Ваши письма я тщательно храню, подбирая их в хронологическом порядке. Когда все кончится – будем читать и вспоминать те месяцы, которые провели в разлуке».

Эти строки письма из блокадного Ленинграда моего деда к жене и дочерям, которые выехали из города с лагерем Литфонда под Ярославль, а затем на Урал, в Молотовскую (Пермскую) область. «Ведь целая жизнь семьи в этих письмах», – повторяет он в другом письме.

Не знаю, перечитывались ли эти, полные любви и заботы письма в кругу семьи в послевоенные годы. Думаю, что нет. Жизнь была сложной, нахлынуло много другого…

Я никогда не решился бы придать гласности (опубликовать) эти, порой очень личные, семейные реликвии, если бы не был уверен, что каждым словом в них движет энергия любви и долга.

8 сентября 1939 г.

«Милые и дорогие мои… Пишу вам подъезжая к Витебску. Доеду до Орши, а там, вероятно, будет пересадка до ст. Козенки.

Сели мы хорошо и, хотя вагон был переполнен, удалось занять верхнюю полку и хорошо и спокойно провести ночь.

Выехал я неожиданно… Очень беспокоит, что редактура V тома (Истории литературы) совершенно законченная, лежит дома. Ее тот час нужно снести в издательство. Я даже не был в состоянии на титульном листе сделать разрешительную пометку к печати. Посылаю ее сейчас на отдельном листочке: пускай приклеют к титульному листу.

Знают ли на местах, где я работаю, что я мобилизован? Представь себе, я как будто предчувствовал, что 7-го уеду, пошел 6-го [в выходной день] к В.В.Гиппиусу 3 3 Гиппиус Василий Васильевич (8(20).VII.1890—1.III.1942). Русский литературовед, переводчик. Погиб во время блокады. С 1922 г. – профессор Пермского, а затем Ленинградского университетов. Переводил Горация, Мольера, Гейне, Р. Тагора и др. Выступал как поэт. Основные работы посвящены Н.В.Гоголю. В.В.Гиппиус также автор работ о И.С.Тургенева, Н.Г.Помяловском, Н.Г.Чернышевском, М.Е.Щедрине и др. , редактору пятого тома и согласовал с ним все мои поправки, которые он все принял (и еще благодарил меня за внимательный просмотр), 6-го вечером запаковал все в пакет, думая, что ты 7-го отнесешь в издательство, т.к. у меня 7-го с 9 ч. утра должна была быть лекция, а с 11 экзамен у аспирантов. Очень также беспокоит и то, что работа по Гоголю откладывается на месяц.

P.S. Очень беспокоился, оставив дочку одну дома, беспокоился, что она уйдет в школу, не выключив электрический чайник. Но уже с вокзала, позвонив домой, успокоился».

9 сентября. Моздырь.

«Вчера ночью добрались до места. Я уже в полной форме со всем снаряжением. Здесь стоят такие же дни, как у нас в июле. Это и понятно – южнее. Такая резкая перемена, что к ней надо привыкнуть.

Из последних сообщений ты знаешь, как обернулось дело. Пожалуйста, не падай духом – сохраняйте бодрость и будьте веселы. Как это важно и нужно – я знаю по себе. Пишите, мои дорогие, все будет хорошо…»

21 сентября 1939 г. Ленинград

«…Я приехала в 7.35, как раз в ту минуту, когда ты выехал из Ленинграда. И как Света, встретив меня в дверях, сказала мне: «А папа в армию уехал», так я до сих пор опомниться не могу. Все как-то непривычно дома. Вещи с дачи все перевезены в Ленинград. Велосипед водворен на свое место, шина передняя не спускает. Вот и все наши семейные дела.

Теперь институты: в институте Покровского я была только в кассе и у Анны Львовны. Это было как раз в тот момент, когда передавали речь Молотова о начавшемся наступлении Красной Армии. Я так перепугалась, что едва сдержала слезы. Получила 328 р. В Институте литературы меня встретили очень тепло. Там все на месте. В ДХВД (Дом художественного воспитания детей) теперь призывной пункт, и он закрыт. Поэтому Света не занимается музыкой».