Адам Парфрей - Культура времен Апокалипсиса

Но Сагава почти наверняка недооценивает нездоровый интерес, сделавший его историю бестселлером. Идея убийства — особенно убийства с последующим расчленением — всегда будет вызывать мурашки по коже.

Нравится ему это или нет, но Сагава всегда будет символизировать нечто пугающее и ужасное. Хотя любой, кто читал его книги или видел его по телевизору, знает, что сам он нисколько не ужасен, он обречен весь остаток жизни играть роль, к которой непригоден. Даже если бы Сагава написал еще одну «Войну и мир», он все равно остался бы «японским каннибалом», который тащит на себе тяжелое бремя быть символом.

Моралистам следовало бы поразмыслить над тем, что уже это само по себе — достаточное наказание.

Я романтик, живущий в век, сердце которого усохло. Говорили, что, поскольку я любил свою жертву, признался ей в своих чувствах, а она посмеялась надо мной, я потерял над собой контроль и убил ее. Все это ложь.

Этот несчастный случай произошел всего через месяц после того, как я познакомился со своей жертвой. Рене была очень красивой девушкой, но мы были просто друзьями. Я — очень маленький и уродливый человек, похожий на желтую обезьяну. Я восторгался высокими красивыми белыми девушками и хотел попробовать их на вкус. Я жаждал отведать их мяса. Я думал, что никогда не смогу выразить себя, не сделав этого. В Париже я был очень одинок. Большинство французов — расисты, и я чувствовал, что между мной и французскими девушками лежит огромная пропасть. С другой стороны, большинство голландцев учтиво и дружелюбно, и моя жертва была голландкой.

Рене была очень благородной девушкой. Но, к сожалению, тогда я не понимал, что дружба шла от сердца. Она была хорошим другом. Но я рассматривал ее лишь как аппетитную плошку с мясом.

Поскольку я считал, что не смогу стать любовником такой красивой белой девушки, я решил съесть ее. Но, реализовав свою фантазию, я был напуган мощью реальности: кровь, тишина. Мне стало отвратительным содеянное мной.

Я не хотел убивать Рене, я лишь хотел вкусить ее мяса. Я ужасно сожалею о ее смерти. Потому я и не повторил свое каннибальское преступление.

Я все еще наслаждаюсь своей фантазией о поедании человеческой плоти, но никогда не убью снова.

Мне нравится суси, но меня не возбуждает его поедание, ведь это всего лишь пища. Моя каннибальская фантазия — сексуальный фетиш, не философский и не духовный. Для меня секс подразумевает поедание, и любая сексуальная поза напоминает мне о каннибализме. Хотя мне и нравится пить мочу или молоко своей любовницы вместо того, чтобы есть ее мясо. Я встречал множество девушек, которые желали быть съеденными. Но когда они просили меня съесть их, мне приходилось говорить им «нет», потому что я не хочу оказывать дурное влияние на других людей. Я никогда не смогу убить снова, но если кто-то смог бы приготовить кусочек красивой белой девушки, не убивая ее, я все равно был бы рад его съесть, потому что мясо девушки исключительно вкусно! Есть и быть съеденным — для меня одно и то же. Я всегда мечтал о том, чтобы меня съела прекрасная белая женщина. Поскольку я предпочитаю белых женщин, японки ревнуют. Они спрашивают: «Почему не японских девушек?»

Для меня остается вопросом, почему каннибализм должен быть табу. Маркиз де Сад писал: «Неверно думать о каннибализме как о деградации личности. Есть людей так же просто, как есть говядину. Имеет ли после наступления смерти значение, похоронить останки в земле или наполнить ими наши желудки?» В этом суждении я вижу не пустую риторику и не иронию, но весьма реалистичное предложение, сделанное человечеству. Для того чтобы его оспорить, простых сантиментов недостаточно.

Иссеи Сагава

ЖАРЕНОЕ ДИТЯ, ФАРШИРОВАННОЕ КУКУРУЗНЫМ ХЛЕБОМ

При приготовлении этого классического праздничного блюда индейке можно найти замену. Хотя его приготовление и отнимает много времени, создается впечатление, что оно готовится еще дольше; поскольку весь дом пропитан его божественным ароматом, ожидание становится почти невыносимым.

1 целый ребенок, очищенный и обезглавленный

1 упаковка начинки из кукурузного хлеба чашка топленого масла

Выньте из младенца потроха и отложите их в сторону. Начините полость, используя отверстие в месте, где находились гениталии и анус ребенка, из расчета 2/3 чашки на фунт мяса. Плотно привяжите руки к торсу, затем прикройте полость лоскутами кожи. Притяните сверху бедра, чтобы ребенок не развалился.

Поместите его грудью вверх на большую металлическую жаровню. Два часа запекайте под крышкой при температуре 325 градусов.

Снимите крышку, глубоко воткните кулинарный градусник в одну из ягодиц младенца и продолжайте готовку до тех пор, пока градусник не покажет 190 градусов. Это займет приблизительно еще час.

СЭНДВИЧ АБОРЦИОНИСТА

При приготовлении этого классического деликатеса американского Юга можно использовать крабов с мягким панцирем. Этот сэндвич был придуман в Новом Орлеане, где процветают клиники, специализирующиеся на абортах, и всегда есть в наличии горячий французский хлеб.

2 очищенных зародыша с головой

2 яйца, 1 столовая ложка желтой горчицы

1 чашка муки

масло в количестве, достаточном для жарения

1 буханка французского хлеба

салат, помидоры, майонез и т. п.

Замаринуйте зародышей в яично-горчичной смеси. Тщательно вываляйте в муке. Поджаривайте при температуре 375 градусов до хрустящей золотой корочки. Снимите со сковороды и выложите на бумажные полотенца.

ПРАЗДНИЧНЫЙ ЮНЕЦ

Можно легко адаптировать этот рецепт к ветчине, но в данном виде он позволяет не нарушать религиозных табу, касающихся свинины.

1 крупный ползунок или мелкий дошкольник, очищенный и обезглавленный

кентукийский соус из бурбона 1 большая банка ананасовых долек гвоздика

Поместите его или ее на большое стеклянное блюдо для запечки ягодицами вверх. Обвяжите его мясницкой веревочкой вдоль и поперек так, чтобы он выглядел ползущим. Покройте его глазурью, затем расположите дольки ананаса и приправьте гвоздикой. Запекайте без крышки при температуре 350 градусов, пока градусник не покажет 160.