Адам Парфрей - Культура времен Апокалипсиса

Пальцы раскроют влагалище малышки, чтобы можно было определить, что туда легко проходит, а что нет, и строить догадки о том, какие повреждения были бы нанесены в случае того или иного предмета, какой след он бы оставил. Чтобы можно было предугадать гнев общественности, а также арест и пожизненный приговор, который получит убивший и изнасиловавший ребенка. И подумать о том, стоит ли она того. Малюсенькая пизда, прилагающаяся к малюсенькому ротику, и плоской плоти, растянутой на хрупких косточках, и румянцу, и играм, и слезам, и глазкам.

ОНО никогда не было невинным. Если только невинность не обозначает тупость. ОНО едва ли было человеком. Слишком мало лет. И нет никакой необходимости вкручивать своего поросенка во что-то нереальное: внутри той гибельно спланированной дырочки можно найти все те мелочи, что вырастут и обратятся в чудесные возможности женственности, и материнства, и великих свершений, и сестринского чувства. Все это уже там. ОНО было раскрашено правилами и руководствами своих отсутствующих родителей и превращалось в них со скоростью растущей раковой опухоли.

Не имеет никакого значения, какими они были родителями. Теми ли, что не окружали дитя достаточным количеством тепла, теми ли, что не заботились о том, закрыты ли двери дома на ночь. Или же теми, кто готовы продать все, до чего только дотягиваются руки, чтобы получить сию минуту деньги и прикупить немного крэка, героина или газировки с чипсами.

Влагалище так мало. И все еще так охуительно зажато, что зачаточная матка в глубине — лишь маленькая деталь правды о чьей-то жестокости. Тело не завершено. Природа приостановлена. Изменения только начинались, и плоть скорее готова продемонстрировать нанесенный ей ущерб, чем свои перспективы.

Человек, делавший снимок — заполнивший кадр только пальцами и детской щелью, — был, должно быть, больше заинтересован в преступлении, нежели в аутопсии. Деталей совсем не видно. Фотография зафиксировала скорее исполненный рукой акт, а не многообещающие секреты занимательной детской вагины. Хотя снимок может быть идеальным отражением и того и другого; о жестокости замысла явственно говорит тот факт, что в опубликованной репродукции СТОЛЬКО пальца, СТОЛЬКО действия. Однако длина этих старых и скрюченных пальцев возможно служит для определения размера такой крохотной по отношению к ним, такой юной пизды. Ниже важной для педофилов отметки в десять лет. А еще возможнее то, что в тот момент, когда был сделан этот снимок, в комнате было не два человека. В гостиничном номере. Что было бы наилучшим вариантом. Один насильник со стоящим хуем держит маленькую орущую связанную изолентой подопытную крысу для ебли, растягивает ее извивающуюся детскую пизду настолько, насколько вообще позволяет плоть, между двумя грязными пахнущими ее кишками пальцами, а тем временем другой мудак сидит рядом с потным насильником и делает столько снимков, сколько сможет, до того как ему самому понадобится сунуть в нее пальцы перед тем, как она умрет или перестанет плакать.

Держи ее.

Крепче. Откинь ей голову.

Один хер у ее детских ножек, другой — у ее детской светловолосой головки; два голых ленивых урода с взрослыми налитыми кровью гениталиями, и морщинами, и пятнами, и бородавками по всему телу возвышаются, смеются, измываются над крохотной четырех-, пяти, шестилетней девочкой, которой уже не вырасти.

Одна рука растягивает влагалище до тех пор, пока не начинают рваться внутренние стенки, настолько, насколько розовая плоть делает это возможным без порчи улики. Другая рука держит ее запястья, они неприятно трутся друг о друга между пятью непреклонно сжимающими пальцами. Его хуй трясется и оттопыривается прямо у нее перед глазами, сжигая ее мозг, механизмы отрицания и память. Еще одна пара рук поощряет позицию. Мастурбирует трет пихает и проворно щелкает маленькой камерой из пластика и металла вроде той, которой мамочка и папочка снимали на праздниках и театральных представлениях.

Другой вариант: одна рука на отвратительно чистой пизде голой очаровашки, другая держит камеру. Может, он усадил ее перед собой так, чтобы его зондирующая рука могла быть согнута в локте. Его голова наклонена, он смотрит на свою работу. Может, он уложил ее под собой, его жир, и волосатые яйца, и пугающий пенис болтаются туда-сюда над ее детским личиком. Кончик толстого качающегося хуя блестит от сочащихся мерзких капелек спермы. По прихоти матери природы он готов намочить любую дырку независимо от ее предназначения или свойств.

Когда-нибудь мастурбировали с детской порнографией?

Так, как должно? По причине, по которой ее создают? Сложность ее приобретения, опасности, связанные с самим фактом обладания ей, отвращение, которое необходимо преодолеть, чтобы прийти к одному маленькому, едва осознаваемому желанию.

Со сраным журналом. С профессионально создаваемым и тиражируемым продуктом вроде европейского INCEST 4. Того самого, что изъяла у меня полиция.

Или с помощью видео. Или пятиминутных восьмимиллиметровых фильмов. Так я и делал, когда был намного моложе. Покупал их у педика-педофила в его подвальчике в Чикаго. С ним я познакомился в поисках совершенно иных развлечений.

«Статья II-20.1 (a) (2) наделяет преступным статусом простое обладание детской порнографией. Штат заявляет, что этот закон является обоснованной попыткой Штата защитить детей, запрещая частное владение детской порнографией. Штат настаивает, что его заинтересованность в защите детей имеет приоритет выше, чем право подзащитного на неприкосновенность личной жизни в пределах своего жилища. Штат утверждает, что основанием для этого является тот факт, что ценность порнографии малозначительна». [87] * Записка по делу Питера Сокоса и приложение к ней, представленные в Верховный суд штата Иллинойс

Это лишь одна маленькая часть одной маленькой девочки. Высококонтрастный черно-белый снимок сделан при максимальном приближении. И если бы она не выглядела такой крошечной в сравнении с толстыми пальцами и такой жестко болезненно открыто растянутой, можно было бы утверждать, что она может принадлежать кому угодно. Например, это могла бы быть вполне легальная взрослая плоть, бритая, и подстриженная, и омоложенная своей владелицей-порнозвездой. Но этот снимок. В своей жестокости. Недвусмысленен.

Она помещена в самой середине тоненького журнала размером 8 на 10 дюймов, посвященному исключительно детской порнографии. На всех остальных фотографиях возраст и намерения очевидны, кроме того, в них, пожалуй к сожалению, меньше насилия. Меньше жестокости. Меньше откровенности. Но в контексте, в котором крупные планы оживляют более традиционные действия и преступления, а не наоборот, весь журнальчик сдвигается в сторону садизма, прочь от веселья.