Александр Околеснов - От пророков до пороков. Размышления об истине

Говорят, провинция, село спиваются. Отчего пьют? «За державу обидно». Не ценят. Не уважают. А почему? Некогда державным думать о провинции. Надо в столицах уровень жизни подымать. А в провинции и так сойдёт. Приспособится. Подтянет поясок. Живность разведёт. Картошку посадит. Проживёт. Не пропадёт.

Так и живём, с бесами и балбесами. А дураки и дороги тут ни при чём.

Что такое фифа? Нет, это не объединение футболистов. Ударение на первом слоге. Мало кто сегодня знает значение этого слова. В советские времена так уничижительно называли женщин, которые вызывающе, с шиком одевались по поводу и без. Они ярко выделялись среди серой одноликой толпы и заставляли прохожих провожать их взглядом. А ещё были стиляги.

Встречают по одёжке, провожают по уму. Если у вас нет средств на шикарную одежду, вас точно не встретят и не проводят достойно.

В советские времена одевались блекло, тускло. В основном в одежде преобладали серые и чёрные тона. По улицам перемещалась одна большая безликая толпа. Нет, в столице нашей Родины Москве одеваться умели. В магазинах был хороший выбор, и не только колбасы, но и одежды. Поэтому на всех видах транспорта стекались туда со всех концов нашей необъятной Родины шабольники (мешочники). Так называли тех, кто приезжали в Москву за шабалами – шмотками.

Стиляги одевались слишком вызывающе. Их не устраивал отечественный ширпотреб. И покупали они одежду у тех, кто ездил в загранкомандировки и привозил оттуда купленные за валюту вещи. А ещё в крупных городах были магазины «Берёзка», где за боны продавалось много чего интересного импортного. Люди хотели быть красивыми. Что тут плохого?

В наше время тоже есть и фифы, и стиляги. Только сегодня на них почти никто не обращает внимания. Привыкли. Но я не об этом.

О том, как одежда одних объединяет, других отдаляет друг от друга. И, как всегда, Москва впереди планеты всей. Яркое пятно на блеклом фоне нашей Отчизны. В этом плане Европа более демократична. По будням шикарно не одевается и в вечерних платьях по улицам не ходит. Оборванные джинсы, в которых ходит половина нашей страны, не считает последним писком моды, демократическим началом. Здесь с демократической Европой спорить ни к чему, хотя на её улицах можно встретить и совсем уж раздетых людей, даже голых. Так они выражают протестные настроения определённых слоёв общества.

Оказывается, одежды всегда и объединяли, и разъединяли людей. Во все времена они подчеркивали принадлежность людей к определённому сословию. И чем ярче и шикарней наряды, тем выше был статус их носителей. У меня достаточно хорошей одежды, но носить её в нашей бедной стране, где по улицам ходят бомжи и нищие, мне почему-то не хочется. Не хочется отделяться от тех, кто одет скромнее меня.

Я встречаю и провожаю людей не по уму или одёжке, а по добросердечному отношению ко мне, по тёплому разговору, улыбке и хорошему расположению к окружающим. И мне не важно, кто как одет и сколько это стоит. Для меня важно, чего стоит сам человек.

Когда приходит старость? И с чем она приходит? К одним – с мудростью, к другим – со склерозом. Мне уже вон сколько, а я почти не изменился. В душе всё то же, что было и сорок, и пятьдесят лет назад. Только движения не те. И совсем не мечтается, не считая мечты написать и издать ещё одну новую книгу. Как и многие люди моего возраста, живу прошлым, воспоминаниями. И боюсь своего будущего. У стариков оно одно на всех. Одинаковое.

Я прожил четверть века в Баку, и знаю не понаслышке, с какими любовью и почтением относится молодое поколение к своим состарившимся родителям. Такого мрачного заведения, как Дом престарелых у них нет. Оставить своих стариков доживать в чужом казённом заведении для них – это большой позор. Я всегда с грустью об этом вспоминаю, когда водитель маршрутки мне хамит за нерасторопность при посадке в его авто.

Когда болячки не донимают, ты, вроде, как и не старый вовсе. А стоит заболеть – и одолевает страх. Вот они, двери туда, откуда не возвращаются. Умные говорят – смерти нет. Ты переходишь из одного состояния в другое. Но меня это не утешает. Я не хочу быть в другом состоянии. Не хочу быть бабочкой, ужом или травой. И хочется ещё и ещё смотреть на закат и встречать новое утро. Это так красиво и романтично, как воспоминание о далёкой юности.

Говорят, к смерти человека надо готовить. Как можно готовить к тому, о чём ты ничего не знаешь? Ты ведь там не был, а рассуждаешь как вернувшийся оттуда. Готовить к тому, от чего категорически отворачиваешься, чего греха таить, от чего (только помыслил) оторопь берёт. И отходишь только тогда, когда благодаришь судьбу за то, что довела тебя до энного десятка. А ведь его, этого десятка, могло и не быть. И удивляешься, как ребёнок: как это могло со мной произойти? Глушишь в своей душе этот нелепый вопрос.

Быть стариком – не стыдно и просто. А быть мудрым старцем – подарок судьбы. Я хотел им быть ещё в юности, и всю жизнь готовил себя к этому, шёл к этому. Когда учительница начальных классов спросила меня, кем я хочу стать, я ответил ей: мудрым старцем. Возможно, это желание и двигало меня по жизни. Не к старости, а к мудрости. Придавало мне силы не остановиться на полпути, заставляло спешить. В этом желании приобрести знания о мудрости можно и не успеть. И я успел. Вот она, старость, которую бессмысленно бояться. И хочется воскликнуть: здравствуй, мудрая старость, я так долго к тебе шёл!

Я не карабкался в гору. Не летел к ней на крыльях, а медленно и упорно двигался по просторам своей земли, на которой жил и которую постоянно открывал для себя.

Я многое успел в своей жизни. Написал стихи и песни. Нарисовал картины. Посадил и вырастил сад. Воспитал троих детей. Умел любить и ненавидеть. У меня было много друзей. Многих я уже проводил. Им не повезло, они ушли в расцвете своих лет. Мне их не хватает и порой бывает грустно без них. Но я о них всегда помню и часто вижу во сне. Значит, они ещё со мной. Значит они живы. Так мы продолжаем общение. Сколько было с ними счастливых мгновений! Сколько душевных песен с ними спето! Сколько было разочарований и переживаний, споров до хрипоты.

Мне не стыдно за прожитые годы, и я считаю себя счастливым человеком. Но если бы меня спросили, как бы я прожил свою жизнь заново, я бы ответил: по-иному. Но с теми же друзьями и родными. С теми, кого я любил и ценил. Кого люблю до сих пор.

Какой ген в человеке отвечает за творчество? И почему одни творят «мозгами», а другие физической силой? Кто и как распределяет, кому и кем быть? Как и на чём держится, несмотря ни на что, равновесие между физическим трудом и интеллектуальным? И что это за муза такая, которая то молчит, то нашёптывает сверху с небес, не заставляет творить, а как бы ласкает душу, хотя её, музу, не видно и почти не слышно? Откуда это всё – стихи, музыка, картины? Да, конечно, это дар Божий. Но почему к одним, музыкантам, это нисходит, а другим «медведь на ухо наступил»? Интересно, что в сытой Европе меньше творческих личностей, чем в России. Почему в одной стране тебя муза посещает, а в страну другую ехать с тобой не хочет? Выходит, она, муза, вещь материальная.