Светлана Беличева-Семенцева - В России надо жить долго

Позже и мне пришлось постигать педагогическую систему Антона Семеновича Макаренко, когда после защиты диссертации на факультете психологии в Ленинградском университете, исследовавшей психологию несовершеннолетних правонарушителей, я стала работать на кафедре психологии и педагогики в Тюменском госуниверситете. Мне сразу же поручили руководство макаренковским ФОПом (факультетом общественных профессий). Тогда студенты в течение первых трех лет обучения должны были обязательно посещать по своему выбору один из ФОПов, которых при разных кафедрах было немало. Макаренковский ФОП был одним из самых трудных, поскольку, прослушав на первом курсе теоретический курс, на втором и третьем курсе студенты должны были шефствовать над подростками, стоящими на учете в милиции, бывать у них в школе, дома, помогать с учебой. А главное, и самое трудное, – пытаться оздоравливать семейную обстановку, то есть перевоспитывать не столько подростков, сколько их неблагополучных родителей, злоупотребляющих спиртным, а заодно и благополучных, злоупотребляющих ремнем. Меня очень удивляли и поражали эти 18-19-летние девочки, которые добросовестнейшим образом шефствовали над своими трудными подростками, вели дневники наблюдения, приходили консультироваться в сложных случаях. И двигало ими, как и Макаренко, как и Генсанычем, любовь и сочувствие к этим незадачливым пацанам. Мне было хорошо понятно и знакомо это чувство сострадания и желание помочь трудному подростку. Еще работая в комитете комсомола на моторном заводе, я возилась с нашими несовершеннолетними прогульщиками, выпускниками ПТУ (профессионально-технических училищ), бывшими детдомовцами. Приходила с тортиками к ним в общежитие, они бывали у меня дома, во все глаза, как музейный экспонат, рассматривая нашу скромную, хрущевскую однокомнатную квартиру, поскольку никогда до этого им не приходилось быть в домашней обстановке. Поражало, как они нуждались в тепле и внимании, и, неизбалованные таким отношением, в благодарность готовы были не только не прогуливать рабочие дни, но и учиться в вечерней школе, доверять свои секреты, лишь бы не потерять это теплое отношение старшего друга.

Особенно ужалило меня сострадание к подросткам-правонарушителям, когда, работая над диссертацией, в следственном изоляторе я проводила их обследование. Замполит следственного изолятора сердобольный Печеркин Михаил Семенович тоже сострадал своим несовершеннолетним заключенным. И когда узнал о теме моей диссертации, пошел на грубейшее нарушение режима, разрешил мне работать в воскресенье, когда не было следователей и охраны, и пустовал пристрой с кабинами для следственных допросов. Он выводил после завтрака пять пацанов, рассаживал их по кабинам, закрывал пристрой на ключ, оставляя меня одну с этими подследственными, совершившими групповые преступления.

Тема моей диссертации была «Престижность и асоциальное поведение несовершеннолетних», которая должна была выяснить, какие мотивы и причины заставляли сбиваться этих пацанов в асоциальные группы, быстро перерастающие в опасные разбойничьи стаи. Помимо анкетирования и тестирования, мне удавалось разговорить ребят, и исповеди об их безрадостной жизни приводили в глубокое уныние. Для большинства этих подростков было неожиданным открытием, что, оказывается, есть взрослые люди, которые без крика и нравоучений могут спокойно и доброжелательно разговаривать, и которым интересны они и их судьбы. Ведь до сих пор ими интересовались только строгие тетки в милицейских костюмах из инспекции по делам несовершеннолетних (ИДН), которые грозили им тюрьмой, родителям – штрафами, а еще вызовом на комиссию по делам несовершеннолетних (КДН). Интересное это было образование КДН, работающее на общественных началах и состоящее из представителей милиции, образования, комсомольско-партийных органов. За одно заседание они могли рассмотреть до 30 дел, тратя по 10 минут на каждую неблагополучную семью и подростка-правонарушителя. По итогам такого рассмотрения выносились штрафы, выговоры родителям и письма на их работу, что, конечно, мало помогало в профилактике правонарушений несовершеннолетних. За 20 лет, с 1968 по 1988 годы, в благополучном Советском Союзе преступность несовершеннолетних выросла на 200 %, то есть росла в среднем по 10 % в год.

А Генсанычу удавалось без всяких КДН и ИДН справляться с этими трудными подростками, отрывать их от опасных уличных компаний, мало того, он рискнул принимать в клуб даже и сами эти компании, асоциальные группы и переориентировать их на общественно-полезные дела. Вот эта успешная профилактическая работа Нечаева как раз больше всего и раздражала милиционерш, инспекторов по делам несовершеннолетних. Они первыми начали атаку на «Дзержинец» и ринулись проверять его работу, обнаружив, что в клубе, оказывается, нет планов индивидуальной работы со стоящими на учете подростками и их родителями. Не делил Генсаныч своих питомцев на трудных и благополучных. К милиции подключились представители образования, отправив для проверки въедливую методистку из дворца пионеров, затребовавшую планы воспитательной работы по эстетическому, физическому, патриотическому и прочему воспитанию. Все это воспитание реализовывалось в клубе, но оно не соответствовало бюрократическим требованиям въедливой методистки. Проверяющим милиционершам из инспекции по делам несовершеннотлетних особо не понравился принцип самоуправления, на котором строилась жизнь в клубе. Они считали, что Нечаев из лени перекладывает свою работу на дзержинцев, которые доросли до командиров отряда и самостоятельно вели спортивные секции, вместе с ребятами готовили и проводили различные клубные мероприятия. Подключился к проверкам и совет ветеранов. Особо старался еще вполне крепкий старичок, служивший когда-то в СМЕРШе и с гордостью рассказывавший, как во время войны он расстреливал и не закапывал. Вот это «не закапывал» он произносил с особой гордостью. Старичку не понравилось вообще все, что он видел в клубе. Как водится, никто из проверяющих не захотел встретиться и поговорить с ребятами, познакомиться с альбомами, где были расклеены фотографии бывших дзержинцев в военной форме, присланные из армии теми подростками, которые когда-то стояли на учете в милиции, и которые могли бы сейчас быть не в военной, а арестантской форме. Обо всех обнаруженных нарушениях проверяющие тут же сообщили в прокуратуру. А поскольку за короткое время андроповского закручивания гаек прокуратуре требовалось особо остро реагировать на сигналы, то в клуб явился и прокурор по делам несовершеннолетних. Пробыл он там 10 минут и пришел к выводу, что изложенные в заявлениях факты подтвердились, и Нечаева следует уволить, а работу клуба временно приостановить. Но уволить Нечаева не успели, парализованный крепыш Генсаныч свалился на больничную койку.