Дарья Максимович - Соль земли. Люди, ради которых стоит узнать Россию

Зауралье – это лесостепь, самый что ни на есть русский ландшафт. Широкая пограничная полоса между скифами, тюрками и финно-уграми. Этот ландшафт сформировал меня, так что в принципе я могу долго находиться в горах или в пустыне, но лучше всего себя чувствую там, где проходит граница степи и леса.

Тундра, полуостров Канин, Ненецкий автономный округ, 2005 год

ГДЕ РОССИЯ – НАСТОЯЩАЯ ЕВРОПА?

– А нет ее в России, мне кажется. Петербургу всего 300 лет. И потом – это исключение, которое подтверждает правило.

История, которая могла произойти только в Питере? Не знаю, историй много, но они скорее про мою студенческую молодость, чем про Петербург. Семь замечательных лет я прожил в этом городе. Некоторые истории – это встречи с выдающимися современниками. Концентрация русской интеллигенции в Питере, безусловно, выше, чем где бы то ни было в России.

Для меня Питер – это больше свет июньской ночи, сырой ветер, звуки трамвая, отражения в воде, чем воспоминания о конкретных происшествиях.

Если говорить о Европе широко, как о западном образе жизни – последние несколько сотен лет что лежит в его основе? Наверное, деньги. Тогда самый европейский русский город сегодня – это Москва. Отношения между людьми здесь строятся с прицелом на выгоду: знакомство тогда приятно, когда оно полезно. Модель западного утилитарного подхода к человеку характерна и для других наших крупных городов, но в Москве особенно бросается в глаза.

ГДЕ РОССИЯ – АЗИЯ?

– Да тоже нигде. Для меня Азия – это Китай, жесткий до жестокости. Россия – между Европой и Азией, ее особенность в этом «между». Но если и тут смотреть шире, то, пожалуй, российская Азия там, где иная, нежели православие, религиозная культура, например буддизм. Религия, философия жизни, картина мира – там все другое, и, в принципе, это можно назвать Азией.

Я ездил к сойотам, это 400 км западней Байкала, Окинский район Бурятии, на границе с Монголией. Небольшой этнос с почти утраченным языком. На туристов там производят впечатление буддийские дацаны и потухшие вулканы. Но я больше всего запомнил кладбище в улусе Сорок. Свежую могилу ребенка. Хотя это и не могила в нашем понимании. Традиционное сойотское захоронение – это когда покойника, завернутого в саван, подвешивают на дерево. И вот на дереве висит маленькая люлька, качается на веревках. Как-то меня сильно пробило, и хорошей фотографии у меня тогда не получилось. Нам трудно постигнуть само это мировосприятие: вот дерево с корнями, уходящими вглубь, и ветвями, устремленными вверх, и вот человек на этом дереве. Почему? Как будто другая планета, Луна какая-то.

Но там и, правда, возникает уверенность, что мы будем жить еще не раз; что все, что ты делаешь, – это плюс или минус к твоей карме. Переродишься ты в божью коровку или в камень – зависит от тебя, от твоих поступков. Это чувствуется в их повседневной жизни. Пока я там находился, ни разу не ощутил себя чужим среди них. А я чужой – приехал, вторгся в их жизнь и сплю теперь на их постели, хожу за ними везде и фотографирую. Но никакого негатива, и, мне кажется, мысль их примерно такая: надо его терпеть, это такое испытание, если справимся – плюс к нашей карме. Но, может, это только моя интерпретация…

ГДЕ СЕРДЦЕ РОССИИ, ГДЕ ЖИВУТ САМЫЕ НАСТОЯЩИЕ РУССКИЕ?

– Не в каком-то конкретном регионе. Они по всей России живут в таких населенных пунктах, которые мы называем «малые города». Не важно где, на Сахалине или в Подмосковье. Там соль русских. Города с населением 5—10 тысяч человек.

Я недавно был в Рязанской области, в городе Касимове, я и не слышал о нем раньше. Населения там около 30 тысяч, но он нам подходит. Это город с историей, он был основан как город, это не разросшаяся деревня. В то же время он слит с окружающим ландшафтом, с рекой Окой. Большой рынок по выходным дням, где и привезенный товар, и продукты местных фермеров. Ты слышишь колокольный звон, находясь в любом конце города. А главное – ощущение течения времени: когда интенсивность событий, составляющих жизнь города, не опережает скорость осмысления их горожанами. Москвичам кажется, что такие люди – заторможенные немножко. Нет, просто именно так выглядит естественная реакция человеческого мозга на события: когда ты успеваешь все происходящее осмыслить, разложить по полочкам и к каждому событию и явлению подобрать свое отношение и свою интерпретацию.

Мой интерес последних лет – Русский Север, Архангельская область. Так что сейчас мне кажется, что русский дух веет именно там. Река Пинега – я прошел ее всю от истока до устья. Потом к Пинеге присоединил еще соседнюю реку Мезень. Сейчас как раз заканчиваю там работать и приглядываюсь к Печоре.

ГДЕ ЖЕЛУДОК РОССИИ, ГДЕ ВКУСНЕЕ ВСЕГО

– Так и не скажешь. Ясно только, что в России домашняя еда вкуснее, чем в общепите. А дальше – дело вкуса. Когда я кочевал с ненцами по тундре, ел все то же, что и они. То есть много сырого, еще теплого мяса и ненецкий шашлык (лишь минуту, лишь слегка поджаренная прямо на буржуйке печень оленя). Вот только свежую оленью кровь я не смог пить с ними наравне. Пробовал – теплая, сладкая. И вкусная, наверное, просто не мое. Психологически как-то не очень. У меня друг живет в Мьянме, вот тоже никак не может заставить себя есть жареных кузнечиков, не получается.

ГДЕ В РОССИИ ЛЕГКО ПОТЕРЯТЬСЯ

– Потеряться? До появления GPS это можно было сделать в России везде. Вообще не важно, в тайге ты или в незнакомом городе-миллионнике. Навигация – наша слабая сторона. Где вы в России видели удобные указатели? А эти маршрутки – 457 В, 358 Г или еще как-нибудь – у которых маршрут один и тот же, но номера почему-то разные.

А вот бескрайность пространства и ощущение собственной малости приходит, когда стоишь один на мысе Канин Нос. Стоишь, а перед тобой – Ледовитый океан.

САМАЯ ПАМЯТНАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ ПО РОССИИ

– Снимал я в поселке Шойна на полуострове Канин, за полярным кругом, в песчаной пустыне, захватившей несколько десятков километров вдоль берега Белого моря. Пески там начали наступать на поселок, когда рыбаки тралами уничтожили растительный покров на морском дне. Теперь море выносит песок тысячами тонн, а ветер разносит его по тундре.

И вот – уже по возвращении из Шойны – меня в пути перехватил знакомый вертолетчик, он совершал санитарный рейс из Нарьян-Мара в Канинскую тундру, в бригаду оленеводов. Доктор летел на вызов. И я пересел из рейсового «кукурузника» в санитарный Ми-8. Прилетели. Оказалось, ранен ненецкий мальчик: рыболовный крючок вонзился в лицо, рядом с глазом вошел. Доктор возился с крючком, а я впервые увидел оленеводов и их чумы. Я был потрясен увиденным настолько, что целый год мои мысли только и были заняты тем, что нужно найти возможность вернуться в тундру. И через год я приехал на полуостров Канин для съемки. Фотографии те были опубликованы не одним десятком журналов, а позже легли в основу моей книги «Письма Гриши».