Александр Беляев - Человек в бандане. История онкологического пациента, рассказанная от первого лица

Книжку я взял, делать больше в Сити было нечего, и я вернулся домой. Вскоре пришла и мама.

– Меня не положили.

– ?

– Отправили в поликлинику при больнице на анализ.

– Анализ чего?

– Доброкачественная опухоль или… Или нет.

– Мам.

– Что?

– Всё будет хорошо. Спокойно.

– Я спокойна.

И стали ждать результатов. Дождались. Опухоль оказалась злокачественной. Маму направили в Первый онкодиспансер. Там она встала в очередь на госпитализацию и стала ждать. А там такие правила: когда твоя очередь подходит – тебе звонят. И каждый день надо ждать. Я весь извёлся.

Прошло несколько месяцев. Декабрь уже наступил. В это время я зачем-то устроился работать в штат в так называемую Литературную часть Дома музыки. Платили в этой разваливающейся госконторе ерунду, но мне важно было получать какой-то «фикс», регулярную зарплату. Я подозревал, что деньги понадобятся. Ах, если б всё дело было в деньгах!.. Но и психологически работа от звонка до звонка мне нужна была. А там именно так: пришёл и пиши анонсы. Я ж говорю – совок конкретный. Завотделом, грузная нервная женщина под сорок, оказалась типичным кондовым музыковедом с соответственным отношением к родному языку. Информационные материалы Дома музыки – сайт, буклеты – это муть. Это клубки причастных и деепричастных оборотов, сильно распространённые группы подлежащего и сказуемого и всё такое прочее. Все признаки плохого письма. Мне, журналисту, полтора десятка лет сотрудничающему в развлекательной прессе, деловых газетах и немного в глянце такое читать было странно. Мы же продаём билеты простым людям, верно? Должны их бодро зазывать, да? Но начальница эта не обладала ни минимальными навыками литературного редактирования, ни вообще представлением о том, что такое хороший анонс. Меня это нервировало. Какие-то мелкие придирки, типа у вас тут, Александр, междустрочный интервал двойной, а нужен полуторный, мы об этом говори-и-и ли… Да, с ума сойти, действительно: текст будет заливаться и форматироваться в верстальной программе, а там прям дико важен вордовский интерлиньяж, ага.

После очередного подобного стеснительно-хамского нервно-хихикающего обучения меня азам профессии я написал заявление и положил его на стол. Начальство немножко пошумело, дескать, ах, как же так, специалисты уходят, и так быстро, недоразумение, недорабо… но меня уже это ничего не интересовало. Я был свободен.

Забавно: через два примерно года мне позвонил какой-то очередной новейший начальник «скороварки», гениальный продюсер – высший директор, или чего ему там напридумывали, типа прогрессивнейший, который стал мне жаловаться, что-де тексты у нас говно, никто их не читает, и не работают они, и надо бы нормальных, давайте посотрудничаем с вами, как-то попробуем, придумаем… Я ответил просто:

– Нужны человеческие тексты? О’кей, это мы умеем. Назначаете меня завотделом с зарплатой в сто тысяч рублей, я увольняю всех ваших писцов-графоманов, нанимаю профессионалов, писать умеющих, сам пишу джазовые анонсы, и через месяц у вас везде будут нормальные материалы, и на сайте, и в полиграфии.

– Да, прекрасно, но надо сначала посотрудничать , у нас вот гонорары…

Засим я повесил трубку. Больше меня из той конторы не тревожили, к счастью. Я и как зритель туда не хожу. Не на что, событий нормальных нет.

За этими глупыми заботами и переживаниями прошла осень, началась зима, а маму всё не клали. Да, до того сбор анализов занял чуть не месяц. У мамы ещё по психиатрии надо было получать всякие заключения… Короче, классика: собираешь справки, когда получишь последнюю, первая устаревает. Мамины бумажки, правда, не устарели на тот момент, но вот не клали её – и хоть ты что. О госпитализации обещали сообщать до одиннадцати утра в будни. Я в это время уже сидел на работе, и звонил домой каждый день в 11 часов 05 минут. Не мог дотерпеть. Знакомые советовали пробовать другие варианты. Например, ехать в Красногорск, в тамошнюю знаменитую онкологическую больницу. Я маме всё передавал, но она сказала: нет, сюда направили, сюда и лягу. Ну раз уж типа начала процесс, ну и вообще не к спеху особо. Месяц-два терпит. И обещали ей – радиооблучение, самый прогрессивный метод.

Короче говоря, я просто стал давить на маму: приезжай, говорю, утром, и высиживай. Она так и сделала. Поймала заведующую главную и просто ей прорыдала: третий месяц уже жду! И тут случилось чудо. Заведующая мало того что провела её безо всякой очереди, так ещё и приказала госпитализировать срочно. У меня как камень с души упал, когда я узнал. У нас забрезжила надежда. Вообще-то я был уверен, что маму вылечат. Просто это вопрос времени. И геморроя организационного. Вылечили же её рак груди. У неё была какая-то ранняя стадия, взрезали-удалили, у нас в районе причём, отпустили безо всяких химий. Я тогда ещё школьником был, лет тринадцати, кажется. Мама из-за той операции перенервничала и попала в Кащенко в итоге. Но, как обычно, подлечилась и вышла на работу. О раке больше не вспоминала, получается, два десятилетия. Даже и в мыслях ничего такого не было. И курить не бросала.

Раньше мне выражение «он/она борется с раком» казалось некой метафорой. Врачи же лечат, где тут борьба? Но оказалось, что это реально борьба, которая требует всех сил и всего времени. И последних обрывков нервов. Мама до последнего вздоха выказывала совершенно удивительное, просто героическое отношение к своей ситуации. Тихий оптимизм и смирение, я бы это так назвал. Глядя на неё, вечно молчащую и ни на что не жалующуюся. Могла лежать час на пропитанной мочой простыне, потому что памперс отклеился, – да, я плохой медбрат, не сразу научился это делать, – и никак не подавать виду, что ей некомфортно. Лучше бы плакала и кричала, ибо от этого тихого смирения сердце в клочья.

Да, но поначалу всё шло нормально. Мама систему продавила: её положили в этот самый Первый онкодиспансер. Врачи рекомендовали ей операцию по удалению опухоли. Она отказалась. Сразу и наотрез. «Чего я буду месяц питаться через трубку? Нет, я не выдержу!» Врачи сказали, что даже с опухолью такой можно жить. По её словам, было сказано так: десять лет проживёте, если будете лечиться и соблюдать все рекомендации. «Ну уж сколько проживу», – решила мама.

Маме назначили радиооблучение. Где-то недели две она провела в больнице, заезжая домой на выходные, а там, в больнице, гуляя целыми днями по окрестностям. Весна, тепло. Я заезжал, привозил ей всякие любимые её блюда – курицу в специях, запечённую в духовке на бутылке, баклажаны фаршированные… Люблю готовить, кстати. Самому по приколу. То есть с аппетитом у мамочки всё отлично было. Мы с ней там гуляли, болтали, как будто ничего особенного и не происходит. Скорее, это я её грузил своими профессиональными делами. Наконец выписка. Потом анализы и заключение. Лечение дало хороший результат: рост опухоли остановился, анализы хорошие, мама себя нормально чувствует. Но нужен ещё один курс облучений, тоже с госпитализацией. И начинать надо буквально через месяц.