Альберт Савин - Как закалялась российская сталь

И если вникать в эту проблему не в угоду сиюминутной политически-конюнктурной выгоде, то и окажется, что подлинными патриотами-подвижниками своего государства являются не те, кто заочно или вербально переживал за него, сбегая за рубеж в самые критические повороты его истории (и что узаконили сегодня свободным выбором двойного гражданства), а те, кто практически вкладывал и вкладывает свои труд и жизни в его обустройство – и при ц а р я х, и б е з ц а р е й и при нынешних новых хозяевах.

А если в памятнике вождю или полководцу не нашлось символическогос места народу, то это и есть памятник одинокому путнику в окружении абстрактных вербальных мифов и легенд, которым позволено свободно манипулировать задним числом – кому и как угодно. И сегодня идея Общероссийского Народного Фронта могла прийти только подлинно дальновидному лидеру новой России.

И, спрашивается: – инопланетяне, что ли, придумали народные торжества 7 ноября – уже не узкопартийной группировкой большевиков, а всем преобладающим большинством трудового народа?

И фактически ещё не имея ни финансов, ни образования, ни культуры, ни оружия, но победив холёных «белых» – выходило на улицы и площади как на праздник, ничем не уступающий общепризнанным, с датами 1.01, 1.05 и 9.05?

Откуда же у господ Депутатов появился реформаторский государственный праздник с датой 4 ноября? Гадать можно сколько угодно, но если он вместо условной даты 7 ноября, то можно только удивляться, какими неуклюжими дешёвыми приёмами решили воспользоваться новоиспечённые «слуги» героического российского народа!

Как же мы пошли на это, если в глазах стояла История Отечества, в которой каждый мог прочесть совершенно иное изложение событий?

По которым освобождение Москвы народным ополчением было завершено не 4, а 8 ноября. При этом известные регионы России ещё долгое время находились под властью интервентов.

Но, возможно – основным содержанием этой даты следует считать прекращение т. н. Смуты внутри государства, с воцарением на трон династии Романовых?

Так ведь и оно началось только с февраля следующего года, и по современным оценкам – с 16-летнего недоросля и неуча Михаила, которому пришлось затем разделить этот трон со своим отцом, патриархом Филаретом.

Тем самым Филаретом, который до воцарения Михаила – возглавлял делегацию к предводителю интервентов с предложение сдать и трон и государство на его милость – всего лишь в формальный обмен на православие. А между тем, на трон затем претендовал и сам Герой ополчения – князь Пожарский.

Так вот, оказывается – как могло добываться Православие во времена тогдашних Патриархов!

Да и о каком прекращении Смуты могла идти речь, если сами историки окрестили всё последующее столетие «бунташным»? С соляным и медным бунтами, с восстанием Степана Разина и, очевидно, с самым, до восстания, трагическим событием для верующего народа того времени – расколом в РПЦ. Расколом, завершившимся на тех же Соловках таким изуверством над инакомыслящими, что волосы и по сей день дыбом встают.

Так что же нам предложили праздновать четвёртого ноября: единение Российского народа – принципиальное и на долгие века, или только на случай отдельных бед, одинаково угрожающих разным сословиям, с текущим возвратом – кому в князья, а кому у них в услуги?

А как Иконами сделать десять моральных заповедей привлекательными для 100% населения России – рассказывает любой садовод-любитель:

«Для начала соорудить местные оранжереи с благодатным микроклиматом из благосвета, благозвучий, благовоний и другой благодати, не позволяющей сорняку даже и попытаться прорасти. Потянутся прихожане от мирской суеты в благодатные оранжереи все, без исключения.

Одна только небольшая остаётся проблема: – как всю страну с грохочущей какофонией созидающих строек и со смердящими зловониями от свалок – дружно превратить в одну сплошную оранжерею»!

Иначе о каком единстве речь?

Если о том, которое взяло курс с завершением Смуты более чем трёхсотлетней давности, то именно в этот период Истории – народ, расколотый по самому чувствительному для живого существования материальному достатку, никогда не был единым. И даже во времена порабощений, одинаково угрожающих всем сословиям – функции одоления угрозы распределялись в строгой зависимости неимущих от материально-состоявшихся, в том числе и с освобождением от интервенции.

Если речь о прекращении смутных беспорядков в народе с установлением царских правителей на тронах, то и они держались в армии на шпицрутенах, и в остальном на бесправном подчинении у сановных персон.

Но если и торжества в честь всенародного праздника 7 ноября не считать подлинным и реальным единением народа, именно этим и сокрушившего куда более грозную нацистскую интервенцию – то что же тогда ещё понимать под единством в с е н а р о д н ы м? Которое снова разрушили возвратом к частной добыче выгоды по своему свободному усмотрению – в 90-х.

Остались, однако, пышные дискуссии на высшем элитном уровне с шоу-спектаклями, за которыми не заметили, как землю-территорию – расчленили, природные ресурсы – расчленили, экономику и бюджет – расчленили, идеологию – расчленили, и сам российский народ принялись, как минимум, дезориентировать по четырём разным векторам правящих политических партий во главе регионов и на ответственных государственных постах.

Что ещё не успели расчленить к очередному юбилею Великой Победы?

От благодушия, навеваемого щедрым потоком приятных слуху слов и наилучших пожеланий. Впрочем, каждый вправе спросить – а что же в этом плохого и предосудительного?

А в том, что в сознание людей веками внедрялся стереотип, по которому уверовали, что приятные слова и наилучшие пожелания – это уже, якобы, существенная прибавка ко всеобщему добру, а глубокая вера на-слово – весьма успешное продолжение этих начал. Да ничего – подобного!

Ибо по изначальной, естественно-природной сути, любое слово – есть всего лишь совокупность простейших звуков, предваряющих означаемые ими практические события. И сами по себе совершенно ничем не гарантирующие наступление событий, способных равным образом как состояться, так и состояться только частично, дибо не состояться вовсе. И в любом случае – как в пользу тех, кто внимает словам, так и в пользу авторов, ласкающих слух приятным словоблудием.

И, самое главное, желать огромного счастья, обещать или клясться сделать что-то – ничего не значит, не весит и не стоит ровно настолько, сколько значила бы, весила и стоила реальная мера сил, средств, жизненной энергии и воли, при воплощении слов в добрые дела. А имено в этом принципиальнейшая разница точно такая же, какая она между небом и землёй. Потому вербальный мир такой и щедрый на любовь и доброту.