Евгений Шмагин - Руссиш/Дойч. Семейная история

Емельян в это время уже заканчивал 9-й класс школы. Стать подобно старшему брату отличником в силу разных причин не получилось, но и в отстающих не числился – классический середняк. В дверь стучалась пора определяться – что дальше? Перспектива принимать хозяйство у отца его не привлекала. Да и сам отец вроде не горел желанием передавать в руки сына, в котором до конца не был уверен, всё то, что наработал за долгую трудовую жизнь. Не исполнилось Игнату Ильичу ещё и шестидесяти, так что на покой, с какой стороны ни глянь, покуда рановато было.

Одно время подумывал Емельян, не податься ли на Кудыщинскую лесопилку, национализированную ещё в хмуром 18-м, а ещё лучше – в Осташков на мебельную фабрику. Всё-таки научил его отец строгальному мастерству, а столяр и плотник – профессии вечные, потребность в них и при коммунизме не убудет.

Именно тогда, на 18-м году жизни, и познакомился он с удивительным человеком – Яшкой Герциным. Был тот чуток, на пару лет, старше Емели, но рассуждал так красиво и мудрёно, словно учитель в школе – заслушаешься!

Чем-то напоминал он брата ненаглядного, павшего смертью храбрых на фронтах империалистической войны. Не внешне, конечно. Яша Герцин выглядел парнем чернявым и узкоплечим, невысокого роста, с большими карими глазами, обвислыми жиденькими усами и шкиперской бородкой, как у главного революционного военноначальника Льва Давидовича Троцкого, – полная противоположность красавцу Максиму. Но зато язык у него был подвешен что надо.

Пять лет, как прекратились сокровенные разговоры братьев Селижаровых. Всё это время на подсознательном

уровне искал Емельян замену дорогому своему человеку, не просто брату, а другу настоящему Искал того, кому можно было бы полностью довериться, раскрыть душу и впитать те разумные мысли из чужой головы, которые по каким-то причинам не могли родиться в своей собственной

И вот теперь такая крепкая опора на его жизненном пути наконец-то обнаружилась в лице Яши. Весьма восприимчивым к доброму влиянию вырос Емелька, и он с благоговением прислушивался к умным наставлениям.

– Пойми, Емельян, какое счастье выпало на нашу с тобой долю, – уговаривал новый друг. – Мы родились в самое благословенное время. Рабочие люди всего света столетиями мечтали сбросить присосавшуюся к их телу гидру буржуазии. И вот мировая революция, которую все так ждали, пришла не куда-нибудь, а именно к нам, в нашу Россию.

Отсюда, из Москвы, Питера, из нашего Осташкова, вскоре разгорится мировой пожар, в котором сгорят дотла вековые эксплуататоры трудового люда. А мы, рабочие и крестьяне, все те, кто недавно был ничем, кем так грубо помыкали буржуи, мы сами станем распоряжаться своей судьбой. Диктатура пролетариата установится, брат, на всей земле. Кончатся распри и войны, ибо пролетарии всегда договорятся меж собой. Свобода, равенство, братство – разве это не замечательно? Разве это не есть суть человеческой жизни?

Пройдёт несколько лет, разгромим интервенцию своих и иностранных капиталистов и заживём долгой счастливой жизнью без указки со стороны. Наши потомки будут нам завидовать, поскольку мы стояли у истоков великого перелома. Мы, а никто другой, начали доблестные преобразования, которые сделают жизнь краше, заставят даже шарик земной крутиться быстрее. Сказка станет былью.

Под руководством ВКП(б), Владимира Ильича и Льва Давыдыча мы первыми в целом мире возведём величественное здание коммунизма, который от нас, в том числе с озера Селигер, начнёт уверенно шагать по планете, сметая с пути любую империалистическую мразь. Мы сделаемся

маяками для всего прогрессивного человечества. Весь мир будет сверять часы по курантам на Кремлёвской башне.

Коммунизм – это когда всем без исключения будет хорошо, и душой, и телом. Наверное, того хотел и твой погибший брат. Разве не за то он сражался, чтобы у каждого был свой дом с огородом и коровой, чтобы все смогли наесться вдоволь и нашить себе одежды сколько хочешь. Знамя революции мы поднимем высоко и пронесём его через все страны и континенты. Помяни моё, Емельян, слово: нас, русских, будут со временем благодарить за наш подвиг европейцы, американцы и даже негры в Африке, все те, кто сегодня окрысился на Россию и своими куриными мозгами не в состоянии осознать всемирную миссию, возложенную историей на нашу с тобой горячо любимую родину.

Но пока, друг мой сердечный Емельян, надо переждать, перетерпеть нужду, сплотиться и напрячь все силы на борьбу с контрреволюцией. Надо напрочь оборвать пуповину, связывающую Советскую республику с останками кровавого царского режима. Надо до победного конца выкорчевать из нашего сердца саму буржуазную идеологию, охомутать всех империалистов с сопутствующими элементами вроде толстопузых попов, окормляющих народ религиозным опиумом. Надо проявлять твёрдость, классовое чутьё, ни в коем случае не допускать либерального малодушия и буржуазной мягкотелости к врагам народа. Надо строго следовать указаниям партии, Владимира Ильича и Льва Давыдыча, призывающих сбросить с парохода, отплывающего в будущее, все отбросы вчерашнего дня…

Много раз и подолгу беседовал с Яшей Емельян. Как в своё время после рассказов брата, когда воспылал он желанием освободить лес дремучий от нашествия нечистой силы (что, понятно, кануло в забытье, ибо сколько лет-то прошло), так и сейчас загорелся наш герой, опьянённый посулами нового друга, идеей посвятить себя благородной борьбе за окончательное и бесповоротное освобождение от оков империализма рабочего класса и трудового крестьянства.

Светлое коммунистическое завтра предстало перед его глазами во всей своей панорамной красоте – яркие лучи солнца, голубое небо, огромный парк с вековыми дубами, зелёная травка перед ослепительным домом счастья, где разместится его семья, благоустроенные дорожки, ведущие к пруду с кувшинками, какие он когда-то высмотрел у Загряжских…

После нелёгких раздумий принял Емельян судьбоносное решение – бросить школу, не доучившись до её окончания всего несколько месяцев, и пойти на службу в бывшую полицию, переименованную после Февраля в «народную», а после Октября – в «рабоче-крестьянскую милицию». То есть туда, где уже не покладая рук искоренял всяческие заговоры врагов советской власти неутомимый друг его и учитель товарищ Герцин.

Более не властным над сыном родителям не удалось, как ни старались, переубедить молодого революционера. Не смогли отговорить от скоропалительного и незрелого, по их непросвещённому мнению, шага ни сёстры, ни школьные приятели, ни учителя. Первое предсказание Аграфены сбылось.

На 18-м году жизни младший помощник начальника уездной милиции Емельян Селижаров переехал в Осташков. В одном из общежитий отвели ему половину крошечной комнаты в 12 квадратов. Вторая половина принадлежала другому крестьянскому парню, которого также прельстил великий замысел всеобщего братства.