Михаил Анненков - Война 1870 года. Заметки и впечатления русского офицера

Один из наших современных военных писателей, генерал Драгомиров [27]в своих очерках австро-прусской войны 1866 года, следующими, по нашему мнению очень верными словами, определяет характер дисциплины прусской армии: «прусский офицер исполняет мелочную формалистику службы без малейшего отступления; но, в то же время, он не упускает из вида и существенных обязанностей; следовательно, обряд не убивает дела, по той простой причине, что этот обряд в Пруссии у себя дома, что он есть произведение прусского национального духа.

«Здесь разгадка того, на первый взгляд, странного явления, что в Пруссии педантизм никого не возмущает, что он не поглощает там всего человека до такой степени, что за обрядом совершенно забывается дело.

«Рассматриваемый с этой стороны, прусский формализм является не чем-то напускным взятым извне, а просто формой проявления закона в национальном костюме, — если можно так выразиться.

«Всякий пруссак в душе педант, но педант последовательный, педант относительно не только других, но и себя, не только в том, что ему приятно, но и в том, что его лично стесняет.»

В этом-то, кажется, и заключается тайная сила прусской дисциплины и военного порядка, что за формальностью не пропадает самое дело.

Внешняя сторона службы и мелочные ее требования в прусской армии исполняются, со всею точностью, и никто из служащих, конечно, не думает, чтоб в этих-то мелочах заключалась вся сущность военного дела; каждый сознает, что они существуют, не ради самих себя, а что за ними лежит серьезное, настоящее дело. Вот почему все чины прусской армии, так неукоснительно точны при исполнении возложенных на них обязанностей и нисколько не тяготятся формалистикой, — со стороны, иногда, кажущейся совершенно излишнею.

Так, например, расположенным под Парижем прусским войскам беспрестанно производятся инспекторские смотры, — либо высшими, либо второстепенными начальниками; но смотры эти обыкновенно бывают неутомительны, непродолжительны и делаются, преимущественно, с тою целью, чтобы только убедиться — действительно ли солдаты снабжены всеми принадлежностями, необходимыми для походной и бивуачной жизни.

Затем, не смотря на довольно тяжелую аванпостную и караульную службу, — войска, почти ежедневно, выводятся на ученья, весьма быстрые и живые, производящиеся единственно для поддержания строевого вида и внутреннего порядка в войсках и для того, чтобы сплотить фронт, — особенно в тех частях, которые понесли большия потери и на укомплектование которых прибывают люди из резервных батальонов и эскадронов. Ученья эти приносят еще и ту пользу, что, поддерживая в войсках бодрый дух, в тоже время служат для людей очень полезным моционом и развлечением, среди скучной и однообразной походной жизни.

Продолжительные походы, тяжелая бивуачная жизнь, исполненная всевозможных лишений, вид крови и человеческих страданий, постоянная готовность встретить смерть, — имеют то гибельное влияние на войска, что строго соблюдаемые в мирное время правила, невольно забываются, вследствие чего нередко ослабляется и нарушается военная дисциплина.

В прусской же армии мы видим совершенно иное:

Различные лишения походной боевой жизни, столь ощутительные для значительной части прусских войск, состоящих из людей более или менее образованных, до войны пользовавшихся некоторыми удобствами жизни и полною свободою в своих поступках, — не поколебали дисциплины и того глубокого сознания необходимости точного исполнения своих обязанностей, которым проникнуты все чины этой армии, от высших начальников до последнего рядового.

В окрестностях Парижа неоднократно случалось нам встречать команды, отправляемые, с самыми разнообразными целями, в то или другое место. Отряды эти — какого бы ни были малого состава (парковые ли повозки, сопровождаемые фурштатским унтер-офицером, кавалерийский ли разъезд, возвращающийся с рекогносцировки, или же целый полк идущий занимать позицию, или возвращающийся с инженерных работ), днем и поздним вечером, всегда следовали в совершенном порядке со всеми офицерами и начальником части или команды.

При встрече с каждым старшим в чине начальник отряда весьма обстоятельно докладывал откуда и куда идет команда, и с какою целью. Подобный пример точного исполнения своих обязанностей, подаваемый старшими чинами младшим, должен непременно иметь благодетельное влияние на подчиненных.

Но при всей строгости служебных отношений, при этой формалистике, — нередко можно встретить такое явление, которое поразило бы самого нетребовательного служаку иной армии. Так, например, в гостиницах и кафе-ресторанах нередко можно увидеть штаб-офицера и рядового, обедающих за одним и тем же столом; можно услышать разговор офицера с солдатом не о каких нибудь мелочных принадлежностях солдатской амуниции, а о современных военных событиях, причем и самый тон разговора и суждения, высказываемые этим солдатом отличаются иногда пониманием дела, точностью выражений и оригинальностью мыслей! И если б, в тоже самое время, пришлось офицеру отдать этому рядовому какое нибудь приказание по службе, то оно было бы выполнено беспрекословно и с педантическою точностью.

Что же касается характера дисциплины, существовавшей во французской армии, то нет никакой надобности приводить многочисленные рассказы и описания, давно появившиеся в заграничной печати. Полагаем, что большая доля ответственности за сильный упадок дисциплины и общую деморализацию всех почти французских войск, — ложится не на одних солдат и офицеров. Наше мнение до некоторой степени оправдывают следующие слова пленного французского солдата: «могли ли мы слушаться своих поручиков, когда наши генералы не хотели более повиноваться императору».

Чтобы лучше разъяснить состояние, в какое была поставлена французская армия, упадком в ней дисциплины, — приводим следующую выписку из брошюры: «Des causes qui ont amene les désastres de l'armе françаise dans la campagne de 1870»:

«Движение армии из Реймса на Вузье и к Шэн-Попюле производилось весьма медленно. Наша растянутая колонна с трудом подвигалась по узким дорогам, размытым постоянными дождями и разбитым тяжело нагруженными повозками. Войска наши, усвоившие себе губительную привычку к мародерству и грабежу, предавались им еще с большею силою, чем в предыдущих маршах. Бесчинства их стали, наконец, до того возмутительны, что обратили внимание главнокомандующего, который издал приказ об учреждении военных судов, действия которых, впрочем, мы до сих пор еще невидали, — и под своею ответственностью разрешил офицерам применять к виновным самые строгие меры. Но это, слишком позднее распоряжение, не произвело на наших солдат никакого впечатления и они продолжали грабить еще более прежнего.