Александр Тимофеевский - Книжка‑подушка

«Поясняю: Собчак выполнила требование Оргкомитета протестных действий и ушла из Дома-2. Иначе мы бы не разрешили ей ходить с плакатом», – написал Навальный в Twitter.

То есть ведущая Дома-2 оскверняет протестный плакат, до него дотрагиваясь: к чистому прикасается нечистая.

А вы еще спрашиваете, где, в чем у нас сказывается Иран? Во всем, везде, даже в оппозиции. И с чего бы ей отличаться от власти? Ханжество – главная русская национальная идея.

Господи, ну что за безумие? Зачем сажать человека за отрицание геноцида армян?

Геноцид армян 1915 года одна из самых кровавых и страшных трагедий, но почему нельзя в ней усомниться? Почему нельзя усомниться в Голодоморе, в Холокосте, в том, что земля круглая, а вода мокрая? Человеку свойственно сомневаться. И никто не смеет запретить ему исповедовать и провозглашать любой вздор. Он, слава богу, пока еще может быть атеистом, хотя бывают такие глупые власти, которые хотят отнять право именно на эту глупость. Но если все еще можно отрицать Господа нашего Иисуса Христа, у нас можно и во Франции, то почему нельзя отрицать геноцид армян – кто-нибудь в состоянии объяснить это?

Ирина Павлова обратила мое внимание на то, что фейки про Православную церковь, про батюшку, который крестит животных, украшают страницы статусных либералов. Это правда, и печальная. Но про что она? Про то, что не только циничная власть, но и высоконравственная интеллигенция у нас выстраивает образ врага и готова верить любой чепухе, которую сама сочинила. Увы. Но почему так происходит? Потому, скажут мне, что интеллигенция такая-сякая, умом не вышла, душой не уродилась. Пусть так. Но и Церковь, наверное, постаралась для этого. Я вот с ужасом жду каждого нового выступления о. Всеволода Чаплина, хотя, казалось бы, чем он еще может удивить? Вообще-то не батюшка, который крестит животных, а именно о. Всеволод Чаплин – самый жирный, самый впечатляющий фейк. Но никто его не опровергает, никто от него не открещивается; он при должности и при сане уполномоченным Церковью ртом несет веское пастырское слово.

Давнишний мой дружок Дима Попов пишет из Мюнхена: «Быть буржуазным эпатажно во времена Ильфа и Петрова, Саша, и круто во времена Черненко. В сегодняшней России это пошло или, как считает Деготь, подло. Меня она убеждает больше Вас. Но это, конечно, позиция из прекрасного южнонемецкого далека».

Дорогой Дима Попов и другие мои, ничего не понявшие друзья! При чем здесь буржуазность? Деготь стократно буржуазнее меня. И разве в этом дело? Почитайте, что она пишет: «Новое название Colta, на мой вкус, еще больше знаменует это настаивание на культуре, на ее классовом превосходстве… Настаивание на эрудиции – а эрудиция есть знание „в себе“ и для себя, аналог „искусства для искусства“. Это вкус Серебряного века, эстетизма, символизма, который, как мы знаем по истории – и в частности истории Италии, – оказался слишком неустойчив к политическим влияниям, поскольку не рефлексировал собственную политику. Как это бывает при таком абстрактном понимании культуры, на этом слове слишком легко соскользнуть в темные глубины прошлого, где культура есть возделывание традиции, почвы и судьбы, где собранный урожай (colta) связывается в снопы (fasci)…». Это не вырванная из контекста цитата, это честно воспроизведенный кульминационный момент ее статьи, объясняющей, почему она не пошла работать на сайт colta.ru.

Итак, что сказала Деготь? Воспроизводим всю цепь. Она такая: colta=эрудиция, искусство для искусства, Серебряный век=темные глубины прошлого, возделывание традиции, почвы и судьбы=фашизм. Вот что сказала Деготь. Но она не только сказала, она показала, продемонстрировала всей своей деятельностью на Опенспейсе, где по разделу совриска торжественно преподносилась разная, самая ничтожная хрень, а выставка Люциана Фрейда в Центре Помпиду, например, была концептуально проигнорирована. Казалось бы, Фрейд – главный современный художник в главном музее мира, самый дорогой, самый рыночный и самый гениальный, прежде всего. Бывают такие совпадения. И что? А ничего. Это же живопись, темные глубины прошлого, возделывание традиции, почвы и судьбы. Фашизм, в сущности. Как это защищает интересы рабочих и др. угнетенных трудящихся от финансового капитала?

Вот величайшая «Пьета» Аннибале Карраччи из неаполитанского Каподимонте. На сегодняшний невежественный взгляд, она исполнена ложного пафоса и академической мертвечины. Но это и есть язык культуры – очень сложный, очень изощренный, очень витиеватый, предельно современный. Его надо донести, его надо объяснить, его надо сберечь – вот задача. А все остальное – Карл Маркс, интересы рабочих, мир капитала, наш ему ответ и т. д., и т. п. – пусть идут лесом. Под прессом, со стрессом или с прогрессом, не мое дело.

Пусек будут судить за «унижение вековых устоев». Это не призыв хоругвеносцев и не метафора их публициста. Это один из пунктов обвинительного заключения, пошедшего в суд. Тут беда уже не в том, что такого преступления нет в УК, что Россия – светское государство и т. д., и пр. Хуже всего, что такое преступление нельзя даже представить. Метафора не визуализируется. Вековые устои на то и вековые, что их поди унизь. Дед бил-бил, не разбил, бабка била-била, не разбила, много столетий кряду, устои высились, величавые и незыблемые; пуськи пробежали, хвостиком махнули, устои враз унизились.

Если суд согласится с таким обвинением, то делать нечего. Придется надевать майку «Я тоже унизил вековые устои». Право на здравый смысл отнимают последним.

Пожилые курицы, засевшие в Государственной Думе, восстали против курицы освежеванной, укрытой в лоне. Кудахчут про пошатнувшиеся устои как угрозу российской государственности. А у самих сквозь пергидрольные перья просвечивает чернозем. Битвы за нравственность, которые ведут дамы после пятидесяти, исполнены отчаяния: Эрос ушел, наступает Танатос, и месть за это человечеству должна быть страшна. Больше всего тут неверия, животной убежденности, что жизнь кончается здесь, а значит, гори все огнем, если я в морщинах. Так Нерон любовался пожаром Рима и молодел в отсветах пламени. Дамы, держите себя в руках. Дуб – дерево. Роза – цветок. Олень – животное. Воробей – птица. Россия – наше отечество. Смерть неизбежна.

В русской литературе я не могу вспомнить ни одной старухи, которая бы боролась за нравственность. Мерзких ханжей, разумеется, полно, но положительные – всегда свободолюбивы: