Евгений Беркович - Еврейская старина. №4/2019

– И почему же он оказался в Треблинке, если давно уже мог достать все это себе в Варшаве?

– Потому что он тоже этому не верил. Что-то такое ему доводилось слышать, но был не в состоянии поверить. Нам он доверяет.

– Доверяет… Доверяет, потому что арийские физиономии нашего Руди и Карла облегчат ему побег. – Ганс помазком показывает перед собой. – Еще он рассчитывает, что в случае чего мы окажемся находчивее и не наложим сразу в штаны, как его вшивые дружки. Руди был в армии лейтенантом, Цело тоже, а он, дерьмовый умник из Варшавы, будет давать нам советы и пользоваться нами как личной охраной.

– Но, чловеку, на Треблинку то не е така зла понука – для Треблинки, приятель, это не такое уж плохое предложение, – Цело путает словацкие, чешские и польские слова.

– А что ему помешает бросить нас где-нибудь одних, когда мы выберемся из лагеря? Где-нибудь в Польше? – продолжает сомневаться Ганс.

– Хоть бы меня кто-нибудь бросил где-нибудь в Польше, – мечтательно произносит Карл.

Все начинают говорить одновременно:

– Если нас поймают уже здесь, то дальше – голышом вверх ногами, это длится не очень долго, может быть, двадцать минут, потом теряешь сознание.

– Двадцать минут для тебя недолго?

– Этого мы вообще не должны допустить, мы должны сразу же броситься на них и убить.

– А если снаружи нас поймает немецкая полевая жандармерия, или как там она называется? Ты слышал, что они делают здесь, в Польше, если у человека нет документов? Они раздевают тебя, и вот тебе паспорт: обрезанная крайняя плоть. Они еще поиграются с тобой немного, пока ты не окоченеешь.

– Для эсэсовской формы у Руди самая подходящая фигура, но снаружи будет лучше сразу снять мундир.

– Самое позднее через неделю мы должны попытаться, – Цело снова говорит спокойно. – Руди и я еще попробуем выяснить, бывает ли вообще смена у ночного караула и как это происходит. Вы завтра же пронесете сюда из бокса все собранные деньги. У каждого в кармане должны быть какие-нибудь консервы, нож, веревка или ремень.

Прошло два дня. В эту ночь охране не пришлось будить нас утром. Задолго до свистка все на ногах. В бараке слышны взволнованные, приглушенные голоса. Семеро из бригады «синих» попробовали сбежать, примерно так же, как планировали и мы. Но охранник у ворот гетто оказался быстрее, он успел вызвать дежурного эсэсовца, а с ним и подкрепление. Номера семерых записали, потом их загнали обратно в барак, а у барака поставили часовых. Все это произошло в тишине между двумя и тремя часами ночи. Вот тогда в первый раз и сработали матерчатые треугольники с номерами, которые мы получили при переселении в «гетто». Эти треугольники мы должны носить на верхней одежде на левой стороне груди, так чтобы их было хорошо видно.

– Они дали загнать себя обратно, – Роберт растягивает слова еще больше, чем всегда. – И это при том, что в «синие» берут только лихих ребят.

На перекличке в этот раз присутствует необычно много эсэсовцев. Кажется, около двадцати. Лялька-Франц выходит вперед и начинает представление:

– Сегодня в последний раз будут приняты мягкие меры! – у него пренебрежительное выражение лица. – Семеро из вас, которые хотели сбежать, будут расстреляны, – вдруг он переходит на крик: – с сегодняшнего дня я устанавливаю новый порядок: каждый капо и каждый бригадир отвечает за своих людей собственной шкурой. За каждого, кто сбежит или попытается сбежать, будут расстреляны десять человек – десять за одного! И все капо и бригадиры теперь будут присутствовать при казни в «лазарете»! Разойтись!

Мы маршируем с аппельплаца , а наверху расходимся по рабочим баракам.

– Но их не пытали, – замечает кто-то и в тишине, наступившей после семи одиночных выстрелов, добавляет: – Десять за одного.

(продолжение следует)

В начале статьи я хотел бы отметить титаническую работу проф. Александра Бейдера по изучению еврейских имен. Он не был первым исследователем в этой области еврейской антропологии, но его книги являются основополагающими и по методу, и по тщательности, и по охвату материала.

Я заинтересовался еврейскими фамилиями в Ленинграде в начале 60-х. Посещая еврейские кладбища, я заносил на карточки еврейские имена и фамилии так, как они были указаны на надгробиях (в еврейской и русской графике). То же самое я проделывал и в других местах. К 1966 г. у меня собралась картотека, насчитывающая что-то между 3000 и 5000 фамилий. Тогда я начал классифицировать собранный материал по категориям, которые более или менее отражены в данной статье. Покидая СССР в 1972 г., я по условиям времени не смог вывезти ни картотеку, ни систематического указателя к ней, тоже на карточках. Все, что у меня осталось от этого проекта, это несколько карандашных заметок, которые за 47 лет порядком выцвели, но тем не менее послужили мне напоминанием о старой и незаконченной работе. Конечно, за это время появилось много трудов на эту тему, но я работал независимо ни от одного из них, и, познакомившись с книгами проф. Александра Бейдера и другими исследованиями, я убедился, что мой подход к теме, общий ход работы и основные выводы анализа подтвердились.

***

До конца восемнадцатого века у евреев в Европе не было фамилий, они довольствовались личным именем и именем отца, например: Давид, сын Арона. Если по каким-то причинам требовалось более точно определить личность человека, добавляли название места жительства, напр. Давид, сын Арона из Рогачова. Евреи мужского рода обычно вносились в записные книжки могейлов по месту жительства, и это был единственный документ регистрации, хотя и не имевший официального статуса. Положение резко меняется, когда в результате либеральных реформ в европейских странах все религиозные и национальные меньшинства включаются в политическую и гражданскую систему государств. Тогда возникает необходимость точно регистрировать подданых-налогоплательщиков и возможных кандидатов для рекрутирования в армию, а также для стандартизированного судопроизводства.

Первым европейским государством, которое официальным рескриптом предписало ввести фамилии у евреев была Австро-Венгрия (1787). За ней последовали Пруссия (1790) и Наполеоновская Франция (1808).

В России почти до конца восемнадцатого века не было значительного еврейского населения, но в девяностых годах после трех разделов Польши (1772, 1793 и 1795—96) в стране проживало 3 миллиона евреев преимущественно польского и австро-венгерского происхождения. С 1804 года и Россия начала предписывать введение фамилий‚ но этот процесс шел медленно и даже через 50—60 лет все еще были евреи без фамилий.