Александр Ципко - Почему в России не ценят человеческую жизнь. О Боге, человеке и кошках

И, на мой взгляд, за всеми моими текстами, которые я написал в последние два года и собрал в этой книге, как раз и стоит протест против спровоцированного «русской весной» 2014 года русского мессианизма, против реанимации бердяевского отвращения к ценности жизни и к благополучию реального, живущего на этой земле русского человека. Я, упаси бог, не умаляю значения страданий, которые выпадают на нашу долю в жизни, для пробуждения в нас души, духовности, для напоминания о том, что есть в жизни что-то более важное, чем сладость любви мужчины к женщине и сладость варенья. Мои собственные страдания в детстве очень многое дали мне самому для очеловечивания моей собственной души. Но когда наши нынешние патриоты, живущие в барских коттеджах и у которых дети учатся за границей, говорят русскому человеку, как говорили наш министр иностранных дел Сергей Лавров и режиссер Карен Шахназаров, что ему пора «кончать с медом на блюдечке», который у него был в «нулевых», что якобы надо учиться патриотизму и любви к родине у тех, кто прошел через муки блокадного Ленинграда, то я, конечно, восстаю против цинизма этих идеологов русского аскетизма с сытыми лицами и защищаю, как могу, право ныне живущего русского человека на достойную жизнь. И я сегодня, при всех противоречиях политических взглядов Василия Розанова, вижу именно в его восстании против изуверства и садомазохизма русского православного аскетизма, в его восстании против учения Николая Бердяева о жизни как о «гробе», в его восстании против русского мессианизма пример для себя, вижу в нем нечто очень близкое моей душе уже старика, прожившего почти всю свою жизнь – 50 лет – в стране, где, как учил Николай Бердяев, считали, что дефицит во всем, в том числе и дефицит свободы, является показателем преимущества социализма над капитализмом.

И я потому и проникся уважением к философии В. Розанова, к так называемой «философии земного», признания самоценности мира, который есть, ибо, на мой взгляд, в этой философии заключена основная предпосылка противостояния революционизму вообще, в том числе и революционизму Карла Маркса. Речь идет о противостоянии стремлению революционеров разрушить мир, который есть, до основания, противостоянии идее скачка в другой мир, переделке природы человека. И здесь же надо видеть, что признание самоценности мира является философской предпосылкой противостояния отношению к человеку как к «средству». И, как я уже говорил, главный изъян идеологии посткрымской России состоит в том, что мы вернулись к советскому, коммунистическому отношению к человеку, который есть, как к средству решения государственных задач. И, как писал Василий Розанов, за всем этим революционизмом стоит еще «самовлюбленность» ее идеологов и вождей. «Самовлюбленность, – писал В. Розанов, – самая суть революции, ее тупая вера в свою правоту и непогрешимость» идут от нежелания увидеть правду «земного», увидеть человека, ее историю таковыми, какие они есть. Только «самовлюбленный» Карл Маркс мог поверить в то, что можно построить новый мир, где нет ничего из прошлого, из того, на чем была построена человеческая цивилизация на протяжении тысяч лет, уже не будет ни частной собственности, ни рынка, ни веры в бога, ни традиционной семьи с семейным бытом.

Василий Розанов напрямую не спорит с Карлом Марксом, он спорит с «социалистами» вообще и с русскими славянофилами, но обращает внимание на главное, что вытекает из его обожествления «земного». Невозможно, писал он, создать нечто новое на пустом месте, разрушив этот чувственный мир до основания. Не может революция, обращал внимание В. Розанов, родить нечто живое и доброе, ибо за ней, как он говорил, стоит «ненавидение». На самом деле, что успел увидеть Розанов (он умер в начале 1919 года), революция ничего нового не создаст. Она только уничтожит красоту того мира, который есть, она, как он говорил, изгоняла из жизни доброту, благость, красоту, все то, что на самом деле могло бы спасти мир. И, кстати, это ощущение, что революция уничтожает что-то нормальное, красивое, появилось у меня еще в юности и привело в конечном счете к моему антисоветизму. Ведь все красивое и удобное, что было в Одессе в годы моего детства и юности, было создано до революции, да и мои деды, принимавшие активное участие в революции, в последние годы жизни вспоминали только о николаевской России, о том, что было в Одессе до революции. Кстати, если, как считал Розанов, мир есть дитя Бога, то как может действительно верящий в бога русский человек простить Ленину, Сталину убийство ими этого живого русского мира, и прежде всего убийство русского «земного», убийство самых талантливых и одаренных представителей русской нации. Тут, наверное, надо выбирать: или верить в бога, уважать русские национальные ценности, или верить в Ленина и Сталина, которые сознательно разрушили до основания все, что было связано с русской церковностью и русской духовностью. На самом деле, Ленин и Троцкий оказались куда более русскими людьми, чем любимец посткоммунистической «крымнашевской» России Иосиф Сталин. Ленин и Троцкий хотя бы собрали оставшихся в живых после революции мыслителей и литераторов России, посадили их на «философский пароход» и отправили на Запад, и за годы жизни за рубежом русские мыслители внесли громадный вклад в развитие русской культуры. А Сталин просто и спокойно убивал всех гениев русской культуры и науки, которые остались в СССР. Сегодня же в якобы посткоммунистической России руководство КПРФ предлагает Путину во время парада в Москве, посвященного 75-летию Победы, повесить на стену ГУМа громадный портрет Сталина, чтобы проходящие рядом военные поклонились «великому Сталину», «отцу Победы 9 мая».

Из-за того, что В. Розанову было жалко старой России, он воспринял революцию 1917 года как великую трагедию, несущую русскому народу неисчислимые бедствия и страдания, неведомые со времен татаро-монгольского нашествия. «Ленин и социалисты, – писал он, – оттого и мужественны, что знают, что их некому судить, что судьи будут отсутствовать, так как они будут съедены» [8] Цит. по: Николюкин А. Розанов / Жизнь замечательных людей. – М.: Молодая гвардия, 2001. С. 468. . И что особенно актуально по сей день: из философии В. Розанова вытекало, что, если жизнь сама по себе обладает самоценностью как дар Божий, то человек не может быть «средством». И что не менее актуально и несомненно близко моей душе. А именно то, что философия жизни позволяла Василию Розанову увидеть, как он говорил, «опасность» русского славянофильства. Стоящий за славянофильством романтизм, вера в возможность другой, более близкой богу России, объяснял Василий Розанов, не только противоречит христианской идее морального равенства людей как детей бога, но толкает их к ненависти, убийству России, которая есть. И В. Розанов был прав. Николай Бердяев оправдывал зверства революции именно своей верой в ее особое предназначение, в особое предназначение русского народа. И поразительно, что Василий Розанов со своей религией «обыденности», со своей любовью к живому не только сумел раскрыть антирусскую, античеловеческую суть большевистской революции, но и ее судьбу до деталей. Это вытекало из его ощущения революции как «ненавидения». Он до конца жизни утверждал: «Революция есть ненавидение. Только оно и везде оно». А потому, как он предвидел, «битой посуды будет много», а «нового здания не выстроится». И он, Розанов, говорил, что, на мой взгляд, актуально по сей день, что в революцию приходят люди, которые, вопреки тому, что они говорят, лишены способности ощущать боль другого человека, люди, которые не ощущают ужас смерти. И я точно вижу сегодня, что в России так много людей любят Сталина, оправдывая его террор законами истории и высшими интересами российской государственности, ибо русская душа начала высыхать. За идеологией революционеров, особенно «революционершек», которых не любил Василий Розанов, стоит стремление силой, злом насадить добро, мол, «если раздавить клопа, ползущего по стене, то мы войдем в Царство небесное». «Я, – говорил В. Розанов, – не могу верить такому социализму». Василий Розанов, о чем писал он в книге «Мимолетное» (1915 г.), считал, что «добро родится только от добра, добро никогда не родится из зла».